— Сам иди, я уж без тебя проживу как-нибудь, — огрызнулся Петро.
Ну и ладно, решил Славка, не хочет — не надо, упрашивать не станем. А комиссар, товарищ Денисов, оказывается, был рядом — на соседней площадке у артиллеристов. Он, пожалуй, видел, что между друзьями происходит бурный разговор. Скорее всего так. Потому что, когда Славка по всем правилам обратился к нему и попросил разрешения переговорить, Иван Михайлович сказал:
— Да ты, никак, с приятелем своим поругался? Не поделили чего? Ну, ладно… Как отъедем, заходи в штабной вагон.
Вероятно, он считал, что паренек с ним хочет поговорить именно об этом.
Славка проявил выдержку, повернулся, как положено, отошел. А едва поезд стал набирать скорость, мальчик по площадкам — с одной на другую — пробрался к штабному вагону. Иван Михайлович сидел один, склонившись над картой.
— Ну, заходи, садись, — пригласил он.
Славка продолжал стоять.
— Товарищ комиссар, мне необходимо вам доложить!.. — и он, может быть, несколько длинновато рассказал обо всем. И про письмо цыганки, и про то, как они следили за Оксаной Ивченко. И, конечно, про вчерашнюю встречу.
Комиссар слушал внимательно, держал в руках самокрутку, но поднес спичку к ней лишь тогда, когда Славка закончил.
— О Мартынове худого думать не смей, это наш человек, — Иван Михайлович выдохнул облако дыма.
— Так я и не думаю, — оправдывался Славка.
— Дай письмо! — Денисов быстро пробежал глазами листок, вернул его. — Эх, заварили кашу, вы, может, задание важное сорвали. Раз уж такое письмо попало к вам, надо было немедленно в ЧК нести, а не слежку устраивать.
Дело, судя по всему, нешуточное. Денисов, хмурясь, заходил по вагону. Хотел что-то добавить, но тут вошел Чернобрив. И даже при нем, при командире, Денисов не стал говорить. Лишь подписав график дежурства и отпустив Чернобрива, Иван Михайлович снова обернулся к Славке.
И тот наконец осмелился вслух высказать свою догадку:
— Выходит, артистка Ивченко никакая не шпионка, а чекистам помогает? Это значит она атамана Буряка просто заманивала в город?
Комиссар прямо не ответил. Он лишь сказал:
— Это значит никому болтать об этом не следует, во-первых. А во-вторых…
Неизвестно, что он еще собирался сказать. Бронепоезд резко остановился, ударили залпы — совсем рядом.
От резкого толчка при торможении Славку отбросило к стенке, да и Денисов пошатнулся, еле устоял.
— Что такое? — он выглянул наружу, — Станция Каменка, и бандиты кругом…
Они бросились к двери. Ветер-сквознячок, как хлыстиком, ударил в лицо. Письмо скользнуло со стола к ногам. Славка быстро поднял его и сунул за пазуху.
24
Когда Никифора вместе с некоторыми женщинами и стариками — жителями Каменки — втолкнули в подвал, он не сразу сумел оглядеться. Темно. Перед единственным оконцем снаружи лежала куча мусора.
Чуть осмотревшись, он прежде всего уничтожил записку Мартынова. Впрочем, эта мера предосторожности оказалась излишней. Вскоре в подвал вошли двое петлюровцев, они, переходя от одного к другому, забирали сапоги, пиджаки, если не очень старые. Обыска по-настоящему не производили. Выходя, один из них лениво спросил:
— Оружия нема?
Все молчали. Лишь один из угла прохрипел:
— Было б оно, хочь какое, так мы бы вам дали!
Бандиты враз сошли со ступенек.
— Кто сказал? Признавайся, отродье! Тяжелыми сапогами наступали на ноги людям, огрели плеткой кого-то. Вышли наконец.
Никифор попытался определить, кто же этот смельчак, бросивший угрозу, — надо быть к нему поближе, но это оставалось загадкой. В подвале тесно. Прижавшись один к другому, ждут.
Наступило затишье на некоторое время, лишь редкие выстрелы доносились сюда: то ли скотину стреляли бандиты, то ли так, перепившись, озоровали.
Часа через два наружную дверь открыли. Зычный голос скомандовал:
— Выходи!.. Та не все. Куда ты, тетка, прешь! Сиди себе, как на даче. Давай, старикашка, и ты… и ты…
Никифор и еще двое вышли. Рыжий детина оглядел их и крикнул куда-то в сторону:
— Пане хорунжий, отобрал субчиков, подите гляньте.
Подошел цыганистый казачина, тряхнул чубом в сторону Никифора:
— Давай этого!
Остальных опять затолкали в подвал.
