— Ну что ж, вполне допустимо… Откровенно говоря, не так глупо, как могло показаться… Я бы сказал, что расчеты правильны… Допустим!.. — то и дело раздавалось в конторке.
Наконец Дерябин просмотрел все чертежи, схемы, проверил расчеты.
— Проект следует признать интересным, — сказал Дерябин. — Проект можно было бы даже принять, но…
Токмаков задержал дыхание.
— …он связан со слишком большим риском. А так рисковать, дорогой товарищ Токмаков, мы сейчас не можем. Мне кажется, последняя царга наглядно показала, как опасно в местных условиях подымать такие тяжеловесы.
Токмаков резко сказал:
— К местным условиям следует приноравливаться. Не играть с ветром.
— Все-таки короткая у вас память, дорогой товарищ Токмаков. А я как вспомню ту пыльную бурю… Не знаю, как вы, но я в то ветреное утро постарел сразу на несколько лет…
Дерябин поежился, подергал ртом, словно у него опять хрустел песок на зубах, и сплюнул.
— Я о ней тоже не забыл.
— Спор у нас совершенно беспредметный, между нами говоря. В вашем предложении, дорогой товарищ Токмаков, прежде всего нет практического смысла. Монтаж идет по графику.
— Однако рабочие высказались за сокращение сроков монтажа…
— Мы же с вами не малые дети, товарищ Токмаков. При чем тут рабочие? Вы же затеяли всю эту демагогию. Полезна ли, собственно говоря, такая лихорадка? Важно других не задерживать. Чтобы нам на пятки не наступали. А отрываться от других — значит вносить сумятицу и штурмовщину.
— Принципиально не согласен! Уйдем вперед мы — за нами потянется сварка. А сейчас! Какое там — вперед… Мы держим других. Из-за нас отстает монтаж механизмов.
— Об этом пусть другие заботятся.
— Если подымем «свечи» вместе с «подсвечниками», мы сэкономим не только четверо суток.
— А сколько же, позвольте осведомиться?
— Наш опыт будет учтен в проекте организации работ на всех будущих домнах.
— В министерстве, конечно, обрадуются! Откровенно говоря, они там страсть как любят, когда на местах сами себе сроки сокращают! По себе знаю. Сам в министерстве сидел. Предположим, мы с вами сократим срок. И уложимся в него. Ну, а потом? Между нами говоря, потом спать спокойно не придется. И захотите вернуться к старому, да поздно будет. Назвался, дорогой товарищ Токмаков, груздем…
— Но зачем же возвращаться к старому, если удалось сработать по-новому?
— Я против штурмовщины и отсебятины. Я, дорогой товарищ Токмаков, хочу выполнять план. А если можно — перевыполнять. Но рисковать планом я не могу. Между нами говоря, процент выполнения плана — показатель не только технический. Это показатель и политический. Наша партийная совесть цифрами измеряется.
— Политика — в том, когда мы сдадим домну. Важна конечная цель.
— А если из-за вашего проекта ухудшатся месячные показатели?
— Пора бы вам уже рассуждать технически зрело. Вы сколько времени работаете прорабом?
— Третий год.
— Вот видите! А кругозор у вас все еще как у мастера. А иногда, между нами говоря, ведете себя как захудалый бригадир… Рискуйте себе на здоровье, но рискуйте своей головой, своим карманом. А другие от этого страдать не обязаны.
Дерябин снова развернул, снова свернул проект в трубку и совершенно неожиданно спросил:
— В преферанс играете?
— Не умудрил господь.
— Напрасно. Между нами говоря, весьма тонкая игра. Вот там я иногда рискую сверх всякой меры. Бывало, торговался втемную до восьми червей! А то есть игроки — заявляют мизер при трех ловленых… Риск не оправдался? Ну что же, расплачиваешься из своего кармана своими деньгами. А если из-за вашего проекта-прожекта рабочие останутся без премиальных?
Токмаков мрачно молчал, и Дерябин поспешил это объяснить неопровержимостью своих доводов.
— Ну, ладно, оставим преферанс, поскольку вы в нем ничего не смыслите. Но ведь вы же, дорогой товарищ Токмаков, не токарь, который хочет перейти на новые скорости резания. Собственно говоря, чем рискует этот токарь-скоростник? Резцами. Ну, предположим, деталью, которую обтачивает. А если наш токарь обмишурится? Ничего страшного! Во всяком случае, на работе других токарей не отразится. Токарь выполняет личный план. И риск у него единоличный. А наш план?