Маша держалась с уверенностью девушки, знающей, что хорошо одета, что нравится.
Скоро они оказались у входа в зверинец.
Еще недавно на лесном складе пахло смолой, высыхающей древесиной, опилками. Сейчас здесь стояли острые запахи зверей, живущих в клетках и вольерах.
Маша, все больше увлекаясь, ходила от клетки к клетке и рассматривала диковинных зверей. Она выросла в Каменогорске и никогда не бывала в большом зоопарке. Может быть, поэтому она согласилась на предложение Токмакова.
Токмакова радовало, что Маше нравится прогулка; он готов был ходить и ходить с ней хоть до вечера, лишь бы видеть ее блестящие глаза, то серьезные, то смеющиеся, видеть, как она удивленно поднимает брови, как смеется и тут же сразу становится задумчивой.
Но ему так хотелось спать, что он с трудом сдерживал зевоту, когда давал Маше пояснения.
Втянув голову в сутулые крылья, белые с исподу и желтоватые сверху, сидел в клетке сонный орел. Его круглую голову покрывал редкий пух. Глаза, похожие на кошачьи, были слегка прищурены. Орел очень страдал от жары, духоты и вынужденного покоя. Лимонные лапы с хищными когтями были недвижимы, так же как сильно загнутый клюв. Изредка орел топорщил свое жесткое оперение, — и тогда становился еще более жалким, ощипанным.
— Вы что улыбаетесь, Константин Максимович? — спросила Маша.
— Вспомнил нашего Дымова. Он, когда очень доволен работником, называет его орлом. Посмотрел бы на этого беднягу!..
— Ну, хотя бы три вагона! — услышал Токмаков голос прораба, не отстававшего от Медовца.
— Прямо как цыган на базаре, — отругивался Меде вей. — Отойди, или я на тебя орла напущу!
К клетке, где сидела обезьяна Яшка, не протолкаться. Здесь стояли Бесфамильных в рубахе навыпуск, приодетый Пасечник с Катей, Хаенко, — пробился все-таки!
Катя не обращала ни малейшего внимания на Хаенко, который торчал рядом. Тот был явно уязвлен, но старался не подавать виду. А сам терялся в догадках: случайно рыжий нахал оказался в зверинце вместе с Катькой, или это у них свидание?
Она что-то сказала Пасечнику вполголоса, потом громко и ненатурально захохотала, показывая Яшке зеркало; Яшка смотрел на свое отражение, смешно наклоняя шерстистую мордочку и морща лоб. Он повисел, ухватившись черной сморщенной рукой за перекладину, потом вспрыгнул на нее и начал раскачиваться на качелях.
— Вот это верхолаз! — пришел в восторг Пасечник и, заметив Токмакова, добавил — А вместо монтажного пояса у него хвост. Техника безо всякой опасности.
— «Все-таки зря я до сих пор приказ не подписал», — подумал Токмаков и опять с трудом подавил зевок.
— Диалектика природы! — пояснил Хаенко, наблюдая за Яшкой. — Теория все объясняет.
— Вот кто тебя когда-нибудь объяснит? — нарочито громко спросил Пасечник.
Медведь неугомонно измерял свою клетку шагами, неуклюже переваливаясь с лапы на лапу. На боках его висели бурые космы свалявшейся шерсти — медведь линял.
Едва Катя подошла к клетке, медведь зарычал, Маша испуганно, совсем по-детски, ухватила Токмакова за локоть.
— Может, Катя, ваше платье его расстроило? — спросил Пасечник.
Катя собралась было отругнуться, и уже приоткрыла рот, но только шумно выдохнула и пошла вперед.
Из толпы возле клетки с тигро-львом доносился полный драматизма голос служителя:
— Когти и зубы развиты у семейства кошек особенно сильно. Взрослый лев ударом лапы убивает теленка… Попрошу, граждане, от клетки!
А тигро-лев спал, отвернувшись от зрителей. Его не мог разбудить ни хриплый голос Утесова, уже в который раз вопрошающего в недоумении: «Что-то я тебя, корова, толком не пойму», — ни далекие взрывы на горе Мангай, ни грохот тягача, идущего мимо забора.
— Что за день сегодня! — рассмеялась Маша. — Все, даже звери, сонные!
— Еще бы! В такую жару сидят в клетке! Все на свете надоест…
— А вам тоже все надоело? Мне кажется, вам очень скучно со мной: вы же непрерывно зеваете.
— Простите, — смутился Токмаков, — всю ночь не спал. Только прикорнул малость после смены. Когда Гладких беседу проводил в красном уголке. Снотворная беседа. А потом глаз не сомкнул.
— Бессонница?
Токмаков мрачно махнул рукой.
