С учетом наших сегодняшних знаний, уверенность Роберта Лукаса в том, что депрессии остались в прошлом, очень похожа на самонадеянность. На самом деле многим из нас она казалась самонадеянностью еще тогда: азиатский экономический кризис 19971998 годов и непрекращающиеся трудности Японии очень напоминали то, что случилось в 30-х годах ХХ столетия, и заставляли задуматься, не выходит ли ситуация из-под контроля. Этим сомнениям я посвятил книгу «Возвращение Великой депрессии?», вышедшую в свет в 1999 году (в 2008 году, когда все мои страхи сбылись, вышло второе, дополненное издание).
Да, Лукас — лауреат Нобелевской премии, выдающаяся, практически доминирующая фигура в макроэкономике в 70-х и 80-х годах — был прав, утверждая, что после 30-х экономисты многому научились. Скажем, специалисты 70-х годов действительно знали достаточно, чтобы предотвратить подобие Великой депрессии.
А затем большинство экономистов стали забывать то, чему они научились…
В то время как мы пытаемся справиться с нынешним экономическим кризисом, огорчительно наблюдать, до какой степени экономисты усугубляют проблему, но не помогают ее решить. Многие, хотя и не все ведущие специалисты защищали финансовое дерегулирование, даже понимая, что оно делает экономику более уязвимой перед кризисом. Затем, когда он уже разразился, большинство известных экономистов яростно и при этом безграмотно выступали против любого эффективного ответа. Как это ни прискорбно, одним из тех, кто выдвигал невежественные и деструктивные аргументы, был сам Роберт Лукас.
В конце первого десятилетия XXI века, осознав, что в решающий момент коллеги терпят неудачу за неудачей, я нашел подходящее, на мой взгляд, определение происходящему: «темные века макроэкономики». Смысл заключался в следующем: ситуация отличалась от той, что была в 30-х годах, когда никто не знал, что думать о депрессии, и нужно было нетрадиционное экономическое мышление, чтобы найти выход. Та эпоха была, если можно так выразиться, каменным веком экономики — научных инструментов еще не существовало. В 2009 году они уже были известны, а затем. утеряны. На авансцену вышли новые варвары.
Как такое могло произойти? Думаю, тут сыграла свою роль гремучая смесь — политика и вышедшая из-под контроля социология.
В 2008 году мы неожиданно обнаружили, что живем в кейнсианском мире, то есть в том, который Джон Мейнард Кейнс в 1936 году описал в своем главном труде «Общая теория занятости, процента и денег» («The General Theory of Employment, Interest, and Money»). Я имею в виду, что мы столкнулись с недостатком спроса, который стал главной экономической проблемой, а недостаточные технократические меры вроде снижения ставки финансирования Федеральной резервной системы помочь в сложившейся ситуации не могли. Для эффективной борьбы с кризисом нам требовалась более активная политика государства в форме временного увеличения бюджетных расходов, чтобы бороться с безработицей, а также усилий по сокращению чрезмерной ипотечной задолженности.
Может показаться, что эти меры тоже относятся к технократическим, не связанным с более широким вопросом распределения доходов. Сам Кейнс называл собственную теорию умеренно консервативной по своим последствиям, согласующейся с законами экономики, основанной на принципах частного предпринимательства. Тем не менее политические консерваторы, особенно те, кто наиболее рьяно защищал интересы богатых, с самого начала яростно оппонировали Кейнсу.
