Век бы оставаться в таком положении, вне времени и пространства. Чей-то счастливый смешок, раздавшийся в зале, вернул к действительности. Кто-то восхищенно прошептал: «Вот это да!» — и Майлз отстранился, влажные губы сразу озябли.
Волшебные мгновения прошли. Дарси повернулась к Майлзу и увидела ироничное выражение на его лице. С шутовской галантностью он подставил локоть и вполголоса произнес:
— Прошу вас, миссис Кто Угодно, то бишь миссис Хоторн.
Издевательский тон пронзил ее болью. Одной фразой он высмеял и поцелуй, и церемонию, и дурацкое белое платье — все. Ну, надо же быть такой идиоткой, чтобы хоть на секунду поверить, что этот поцелуй что-то значит! Майлз просто унижает ее и демонстрирует свое превосходство.
Дарси повернулась к гостям. По лицу Тессы текли слезы, у Эвана тоже повлажнели глаза. Дарси с трудом заставила себя улыбнуться. Она принимала поздравления от людей, большинство из которых видела в первый раз.
У задней стены на скамье сидела Конни. Ее лицо пылало от гнева. Дарси не подозревала, что злость может так исказить красивые черты: глаза сощурены, губы еле видны. Дарси успела разглядеть рядом с Конни мальчика. Лет пяти, белокурый, как мать, красивый, очень самоуверенный, как все счастливые дети. В нем было что-то знакомое, но что? Может быть, эта самоуверенность? Майлз лишь мельком взглянул на Конни и вышел из церкви, ведя под руку Дарси. На улице их снова поздравляли, и под дождем риса — идея Тессы — новоявленные супруги сели в поджидавший автомобиль.
В течение трех следующих часов она улыбалась и выслушивала банальности. Забавно, как легко Тесса и Эван заглотили эту наживку: любовь с первого взгляда и немедленная свадьба. За небольшим семейным обедом они то и дело произносили тосты в ее честь, и она принимала их с наигранной улыбкой.
Ей хотелось, чтобы мистер Стоун так же охотно признал их свадьбу.
Но сил играть уже не было. Больше всего Дарси хотелось подняться в свою тихую, уютную комнату и снять это несчастное платье. Если Майлз еще раз обнимет ее и лицемерно поцелует в ушко, она заорет. Он от души забавляется ролью счастливого жениха. Особое удовольствие ему, видимо, доставляет то, что каждый раз, как он дотрагивается до нее, она напрягается. Не от отвращения, а оттого, что борется с желанием, и он это понимает.
— Я, пожалуй, пойду спать, — наконец сказала она. — А то я выпила столько шампанского, что могу заснуть прямо за столом.
Майлз вежливо поднялся, отодвинул ее стул и одарил интимной улыбкой.
— Этого нельзя допустить. Пойдем.
Она покраснела, вскочила и, покачнувшись, ухватилась за спинку стула.
— О нет, не надо меня провожать. Я просто очень устала.
— Дарси! — Тесса притворно ужаснулась. — В такой день ты не можешь устать!
Все сидящие за столом, даже тихая Эмилия, рассмеялись. И контраст между тем, что все подумали, и тем, что чувствовала Дарси, стал нестерпим.
— Могу! Устала! — свирепо сказала она, и улыбка исчезла с лица Тессы, а Дарси почувствовала раскаяние. Тесса ни при чем, кричать надо на Майлза. Она повернулась к нему: — У меня был такой длинный день...
Он положил руки ей на плечи и стал их растирать.
— Я понимаю, дорогая. Тебе нужен хороший массаж, это снимет напряжение...
Она попыталась вывернуться: от его пальцев по всему телу расходились электрические искры.
— Майлз, не надо...
— Надо. — В голосе прозвучали железные нотки. — Я знаю, что тебе надо. Давай скажем всем «спокойной ночи».
Она сдалась:
— Спокойной ночи, — и попыталась улыбнуться. Если уж устраивать сцену, то наверху, подальше от Тессы, Эвана и Эмилии.
— Спокойной ночи, — раздалось в ответ, и Майлз повел ее наверх. Она знала, о чем думает троица, оставшаяся за столом.
Возле своей двери она хотела свернуть, но Майлз подтолкнул ее вперед:
— Не сюда.
Через несколько шагов он остановился и распахнул дверь — в свою комнату. Старательная горничная перенесла сюда ее вещи и разложила на кровати неглиже, которое она приготовила для брачной ночи, — невесомый клочок розовой пены.
Когда Дарси покупала его, то думала об Эване. Но теперь рядом с ней будет лежать вовсе не Эван. Она обменяла уютное, блаженно-спокойное замужество на что-то ужасное, на жизнь с человеком, чье прикосновение воспламеняет неукротимые желания.
