Выбор невесты - страница 17
«Боже праведный! — говорил он. — Чем заслужил твой гнев бедный титулярный советник? Разве Томазиус не говорит, что супружеское состояние не препятствует достижению мудрости? А я между тем потерял почти весь свой ум, доставивший мне название отличного любезника, потерял с тех самых пор, как начал думать о женитьбе. О Тусман! Разве ты политик, что тебя все презирают? Или ученый, которого бьет жена, по словам Клеобула? Зачем суждено тебе иметь дело, вести открытую войну с чернокнижниками, которые принимают лицо твое за натянутый кусок полотна и рисуют по нем картины зеленою краскою? Одна надежда моя была на друга моего Штрецциуса, известного химика; но тщетно! Напрасно умываюсь я беспрестанно составленною им водою; лице мое становится все зеленее и зеленее, принимая различные оттенки, как будто все четыре времени года оставляют на нем свои следы».
Тусман горевал недаром: лицо его до того было обезображено, что он не иначе мог выходить из дому, как вечером, нахлобучив шляпу на глаза и избегая всех людных улиц. Часто бывает, что во мраке и тишине ночи мы живее чувствуем свое несчастие. Чем более скоплялись облака на небе и становилось темнее, чем заунывнее осенний ветер свистел между деревьями, тем тяжеле было на душе у Тусмана.
Ужасная мысль броситься в пруд и тем окончить свое печальное существование с такою силою представилась ему, что он почел это внушением судьбы.
«Так! — воскликнул он, вскакивая. — Решено! Сам Томазиус меня не остановит! Умрем! Прощай, жестокая Албертина! Ты никогда не увидишь презираемого тобою жениха!»
Со всех ног побежал он к пруду, коего гладкая поверхность сверкала невдалеке, но остановился на берегу.
Мысль о близкой смерти, вероятно, ослабила несколько его рассудок, потому что он пронзительным голосом начал напевать известный припев народной английской песни: «Зеленеют луга, с шумом льется вода» и проч. Потом бросил в воду «Политическую мудрость» Томазиуса и трактат Гуфеланда о продолжении жизни[9] и уже располагал последовать за ними, как вдруг могучая рука удержала его.
Знакомый голос ювелира сказал ему: «Что ты делаешь, Тусман? Перестань, братец, дурачиться!»
Титулярный советник Тусман всеми силами хотел вырваться из рук ювелира. «Г. профессор! — кричал он ему. — Я теперь в отчаянии, а в таких случаях не до рассуждений! Не примите в худую сторону слов бедного, приведенного в отчаяние титулярного советника, который следует однако тому, что внушают приличия; но, без обиняков, от всей души желаю, чтоб чёрт взял вас со всеми колдовскими штуками!»
Ювелир пустил обессилевшего титулярного советника, который упал на мокрую траву и, воображая себя в пруде, восклицал: «Холодная смерть! Ледяная смерть! Прости, прости, Албертина! Несчастный жених твой лежит теперь в воде, вместе с лягушками, прославляющими Господа в прекрасные летние дни!»
Ювелир пособил встать титулярному советнику. Тусман бормотал, как помешанный: «Я теперь в вашей власти, профессор! Делайте, что хотите с моим бедным трупом, но только, ради Бога, оставьте в покое мою бессмертную душу!»
«Полно тебе городить чепуху! — молвил ювелир. — Ступай лучше за мною поскорее». При сих словах он схватил титулярного советника за руку и повел с собою. Но посреди дороги вдруг остановился и сказал: «Ты совсем промок, Тусман: на тебе лица нет, дай я вытру тебе хоть лицо».
Говоря это, ювелир вынул из кармана платок ослепительной белизны и утер ему лицо.
Увидев вблизи фонари кофейни Вебера, Тусман закричал в ужасе: «Куда вы меня ведете, почтеннейший профессор! Там пропасть народу! Уйдемте поскорее! Вид мой подаст повод к соблазну!»
«Понять не могу, почему ты убегаешь людей, Тусман? Но тебе непременно надо выпить стакан пуншу; без этого ты схватишь лихорадку. Пойдем со мною».
Напрасно титулярный советник напоминал о цвете своего лица. Ювелир не обратил на это никакого внимания и потащил его с собою. Когда они вошли в кофейню, Тусман закрыл лицо платком, увидя еще двух человек у стола.
