Так же как лирическая повесть «прежнего» Ч. Айтматова явила когда-то свою творческую и нравственную актуальность, так и роман его отразил многие важные особенности сегодняшней прозы, сказался (думается, сейчас это можно утверждать) на их формировании.
Именно этот писатель, не раз открывавший смысловые глубины, философскую многозначность ситуации четкого выбора, что поставил он во главу угла в повествовании о своем герое с далекого степного разъезда?
Присмотримся, как торжественно, ритуально движение по степи маленькой похоронной процессии во главе с Едигеем, который провожает умершего друга на родовое кладбище. «Степь огромна, а человек невелик» — сказано в начале романа, и постепенно предметным становится непрекращающееся, стоическое противостояние человека степным пространствам, напору обстоятельств, когда так легко отступить, растеряться, потерять опору.
Много метафор рассыпано в романе, да и сам путь Едигея по степи — это в конечном счете развернутое иносказание. Это поистине путь, духовное путешествие человека, прозревающего законы своей жизни и жизни в самом широком, глобальном масштабе.
Воспаряя, мысль героя постоянно возвращается к земле. «Им с Казангапом,— вспоминает Едигей,— времени не хватало передохнуть, потому что, хочешь не хочешь, приходилось, ни с чем не считаясь, делать по разъезду всю работу, в какой только возникала необходимость. Теперь вслух вспоминать об этом неловко — молодые смеются: старые дураки, жизнь свою гробили. А ради чего? Да, действительно, ради чего? Значит, было ради чего».
Как ни мал степной разъезд, он «связующее звено» в «системе других разъездов, станций, узлов, городов», вот что отчетливо понимает постаревший Едигей, оглядываясь на свою жизнь.
Мог ли он уехать, найти другую долю вдали от безводных Сары-Озеков, от палящей жары и палящей стужи? Наверное, мог. Наверное, ему было бы гораздо легче на берегах любимого, привычного с детства Арала. Никто не держал Едигея на разъезде. В тот, давно отошедший момент, когда Едигей решил все-таки оставить Боранлы, верный друг Казангап сказал ему не так уж много: «Каждый может уехать. Но не каждый может осилить себя».
До сих пор памятно горестное падение деда Момуна, героя повести «Белый пароход», как сдавал он одну за другой свои нравственные позиции, какой бедой отозвалось его вынужденное предательство. Едигей выстоял, не сдался, пересилил себя. Сказано об этом скупо, ситуация почти не развернута. Роман о долгом пути человека, оказавшегося выше обстоятельств и собственных слабостей, оставшегося верным себе и своему открытому раз и навсегда предназначению. Такая душевная твердость и ориентированность — не гарантия ни от колебаний, ни от потрясений, ни от горьких и радостных открытий, от всего того, чем богата человеческая жизнь.
Читатель не раз становится свидетелем противоречий, раздирающих душу Едигея. Герой романа знает властную силу чувств, их стихия чуть не захлестнула его, когда он понял, какое место в его мыслях занимает Зарипа, жена пострадавшего друга. «Это его судьба — на роду, должно быть, так написано, что разрываться суждено как между двух огней. И пусть то никого не тревожит, это его дело, как быть с самим собой, с душой своей многострадальной. Кому какое дело, что с ним и что его ждет впереди! Не малое дитятко он, как-нибудь разберется, сам развяжет тугой узел, который затягивался все туже по его же вине...
Это были страшные мысли, мучительные и безысходные».
Едигею не дано дойти до крайних решений. Уехав с разъезда, Зарипа сама покончила с ложным для всех, двусмысленным положением. В случае, когда Едигей мог определиться в жизни по-новому, мы не узнаем многих подробностей и ситуации, и его внутреннего состояния. Снова момент выбора и снова рассказ, будто бы оборванный на полуслове... Только потом понимаешь, что это вряд ли случайно, что такие моменты, как бы ни были они важны для Едигея, какие бы зарубки ни оставили в его душе,— всего лишь моменты его бытия как огромного целого.
Еще раз герой романа принял вещи как есть, а это, выясняется, требует иногда не меньшей мудрости и мужества, чем решительная жизненная переориентация.
