В колониях, как правило, колонизаторы вводили свой язык в качестве государственного, сводя туземные языки к разговорной речи (английский язык в Южной Африке, в Индии, не говоря уже о Канаде, Австралии, Новой Зеландии; французский язык в Западной и Северо–Западной Африке и Индокитае и т. п.).
Однако зачастую языковые отношения между колонизаторами и туземцами складываются иначе, что вызывается практическими потребностями общения.
Уже первые великие путешествия XV–XVI вв. познакомили европейцев со множеством новых народов и языков Азии, Африки, Америки и Австралии. Эти языки стали предметом изучения и собирания в словари (таковы знаменитые «каталоги языков» XVIII в.)[ 695 ].
Для более продуктивной эксплуатации колоний и колониального населения надо было объясняться с туземцами, влиять на них через миссионеров и комиссионеров.
Поэтому наряду с изучением экзотических языков и составлением для них грамматик требуется найти какой–то общий для европейцев и туземцев язык.
Иногда таким языком служит наиболее развитой местный язык, особенно если к нему приспособлена какая–нибудь письменность. Таков, например, язык хауса в Экваториальной Африке или таким когда–то был кумыкский в Дагестане.
Иногда это бывает смесь туземной и европейской лексики, как «пти–нэгр» (petit negre) во французских колониях в Африке или же «ломаный английский» (broken English) в Сьерра–Леоне (Гвинейский залив в Африке). В тихоокеанских портовых жаргонах – «бич–ла–мар» (beach–la–mar) в Полинезии и «пиджин–инглиш» (pidgin English) в китайских портах. В «пиджин–инглиш» в основе английская лексика, но искаженная (например, pidgin – «дело» из business; nusi–papa – «письмо», «книга» из news–paper);значения также могут меняться: mary – «вообще женщина» (в английском – собственное имя «Мери»), pigeon – «вообще птица» (в английском «голубь»), – и китайская грамматика.
Такого же типа в пограничных русско–китайских областях речь «моя по твоя», т. е. ломаный русский в том виде, как по–русски говорят китайцы. Образцом русско–норвежского смешанного «языка» (ruska norsk) может служить следующий диалог из очерков М. М. Пришвина «Колобок»:
«Одни поморы приходят к консулу проститься, другие являются с норвежцами к третейскому суду. Входят два помора: русский и норвежец… Действие начинается с того, что оба говорят друг с другом не по–русски, не по–норвежски, а на особом русско–норвежском воляпюке «моя, твоя», состоящем из русских, немецких, английских и норвежских слов.
– Сюль (я) капитан, сюль правило (кормщик), сюль принципал! – восклицает гордо русский.
– Ист (есть) твоя фишка (рыба), на мой палуба! – гневается норвежец и далее: «Норвежец платит деньги!»
– Вот моя пеньга (деньги) имей.
– Твоя по–рейза (reisen)? – спрашивает норвежец.
– Моя рейза (еду), а твоя?
– Моя когда ven (ветер)»[ 696 ].
К такому же типу «международных языков» принадлежит и «сабир», употребляющийся в средиземноморских портах, – это смесь французского, испанского, итальянского, греческого и арабского.
Однако в более высоких сферах международного общения такого типа смешанная речь не применяется.
В международной дипломатии в разные эпохи употребляются разные языки – в средневековую эпоху: в Европе – латинский, в странах Востока – по преимуществу арабский; в новой истории большую роль сыграл французский язык. В последнее время этот вопрос уже не решается однозначно, так как официально в ООН приняты пять языков: русский, английский, французский, испанский и китайский.
Предпочтение тех или иных языков в этих случаях связано с тем престижем[ 697 ] языка, который возникает не по его лингвистическим качествам, а по его историко–культурной судьбе.
Жаргоны бывают и у определенных групп населения, как, например, существовал жаргон гвардейских офицеров царской армии и России, на жаргоне изъяснялись «петиметры» и «щеголихи» XVIII в. (см. комедию Д. И. Фонвизина «Бригадир» – диалог сына и советницы). Эта смесь «французского с нижегородским», как иронически выражался А. С. Грибоедов, представлена в сюсюкающей речи представителя старого дворянства XIX в. С. Т. Верховенского в «Бесах» Достоевского, а также в «Сенсациях и замечаниях госпожи Курдюковой за границей – дан л'эт–ранже» И. П. Мятлева.
