7.1.1. ТЕРМИН «КАТЕГОРИЯ» В ТРАДИЦИОННОЙ ГРАММАТИКЕ
До сих пор мы придерживались чисто «формального» подхода к грамматическому анализу. В настоящей главе будет рассматриваться традиционное представление о существовании ряда «понятийных» категорий, которые считаются универсальными, то есть присущими всем языкам (ср. §4.1.3; 4.2.9). В частности, мы обратимся к традиционной теории «частей речи» и к таким «грамматическим категориям», которые по традиции ассоциируются с частями речи: лицо, время, наклонение, род, число и падеж.
В данном вводном разделе следует прежде всего остановиться на термине «грамматическая категория» в его традиционном толковании. Современные концепции грамматической теории далеки от единообразного последовательного употребления термина «категория». Он часто используется, подобно терминам «класс» или «множество», для обозначения любой группы элементов, выделяемой в описании конкретных языков. Одни авторы называют «категориями» «части речи»; другие, следуя более традиционному употреблению, закрепляют этот термин за теми признаками, которые ассоциируются с «частями речи» в классических языках и уже упоминались выше (лицо, время, наклонение и т. д.). Имеется и ряд других — более широких, более узких или совершенно иных трактовок. Мы не будем предлагать здесь какого-либо точного формального толкования термина «грамматическая категория». Он взят нами как удобное название для главы, в которой мы рассмотрим ряд важных вопросов традиционной грамматики в свете более поздних достижений общей синтаксической теории.
Термин «категория» — лишь один из многих используемых в лингвистике традиционных терминов, которые обязаны своим происхождением тому факту, что западноевропейская грамматическая теория развилась на базе конкретной философской системы, упрощенно называемой в нашем обзоре «аристотелевской». Термин «категория» происходит от греческого слова, которое можно также перевести как «предикация» (в логическом или философском смысле: как «приписывание («атрибуция») свойств» вещам). В аристотелевской (и схоластической) философии «категории» обозначали различные способы, или модусы, построения суждений («предикаций») о вещах; при этом считалось, что разные модусы предикации отражают различия в объективном мире, то есть разные способы «бытия». В основе классификации способов предикации и «бытия» лежало допущение, что физический мир состоит из вещей («субстанций»), которые обладают определенными свойствами («акциденциями»), выступают в качестве активных или пассивных участников определенных процессов, находятся в определенных отношениях друг с другом, имеют определенную протяженность или локализацию в пространстве или во времени. Мы не будем подробно останавливаться на аристотелевской теории «категорий». Выскажем только два общих замечания. Во-первых, следует отметить, что было проведено фундаментальное разграничение между категорией «субстанции», с одной стороны, и остальными, акциденциальными категориями — с другой: «субстанцией» называлась индивидуальная вещь в отвлечении от ее «акциденциальных» свойств. Во-вторых, Аристотель и его последователи опирались на предположение (впоследствии эксплицитно сформулированное авторами средневековых «спекулятивных» грамматик), что структура языка отражает структуру мира, что слова обозначают вещи в соответствии со способом их «бытия»: в качестве «субстанции» или в качестве «акциденции». Именно благодаря этому соответствию между способами «бытия» и способами «обозначения» становится возможным познание мира. Категории «бытия», «обозначения» и «понимания» конгруэнтны друг другу; и конгруэнтность этих трех рядов категорий считалась достаточной для того, чтобы оправдать тесную и нерасторжимую связь философии, грамматики и логики.
7.1.2. «МАТЕРИЯ» VS «ФОРМА»: «СУБСТАНЦИЯ» VS «АКЦИДЕНЦИЯ»
Для развития традиционной теории «частей речи» и «грамматических категорий» существенно еще одно противопоставление, введенное аристотелевской философией: это противопоставление «материи» и «формы». Считалось, что каждая индивидуальная вещь (то есть каждая «субстанция») состоит из «материи» (которую мы можем представлять себе как какой-то физический материал) и из определенной «формы» (то есть индивидуализирующего принципа), налагаемой на эту физическую «материю», что в результате придает вещи тождественность самой себе и внутреннюю устойчивость. (Легко видеть, что аристотелевское разграничение «материи» и «формы» очень похоже на соссюровское противопоставление «субстанции» и «формы»; ср. § 2.2.2. Как было сказано выше, традиционный смысл термина «субстанция» был совершенно иным.)
