Знание и спасение. Как мы видели, св. Григорий признает подлинный характер естественного знания; его отличие от мудрости откровения состоит в том, что само по себе оно не обеспечивает спасения. Утверждениям калабрийского философа о «едином знании», общем христианам и эллинам и преследующем одну и ту же цель, учитель безмолвия противопоставляет реальность существования двух видовзнания, стремящихся к двум разным целям, и основанных, как мы увидим в следующей главе, на двух разных видах восприятия. «Может быть, отчасти и правда, что языческая философия ведет сама к знанию существ… Но это не то знание и не та мудрость, которые Бог непосредственно даровал пророкам и апостолам.» Кроме того—и это главное — «что истинно во внешней мудрости, не есть необходимое и не ведет к спасению»; можно не знать наук, но тем не менее стяжать жизнь вечную( [133]). В следующем отрывке из второй Триады св. Григорий прекрасно резюмирует свою мысль: «Спасительное совершенство в знании и учении состоит в том, чтобы мыслью соглашаться с пророками, апостолами и вообще со всеми Отцами Церкви, через которых, несомненно, Дух Святый глаголал о Боге и тварях. И напротив, то, о чем Дух Святой умолчал, но что было открыто людьми, бесполезно для спасения души, даже если и истинно; ибо учение Святого Духа не пропускает ничего полезного. Вот почему мы и не осуждаем тех, кто разномыслил по поводу этих пропущенных Святым Духом вещей, и не говорим, что блаженны те, кто больше о них знает».
Объюродевшаяпремудрость. Рассматривая эту проблему, св. Григорий Палама имеет в виду не вообще языческую науку, а конкретную систему мысли греческих философов, на которых, как на высший авторитет, ссылается Варлаам. «То, что мы сейчас говорим, — тщательно уточняет св. Григорий, — мы говорим не о философии вообще, а о философии этих людей». Апостол Павел объявляет, что мудрость греческих философов «объюродела» (Рим. 1, 22). ”Значит, мудрость, — комментирует учитель безмолвия, — с которой этого несчастья не случилось, не обезумела. Да и почему бы она обезумела, если ей удалось достичь цели, свойственной ей по природе, и если она обращена к Богу, Причине природы? Такова мудрость благочестивых и почтенных людей, пребывающих с нами, мудрость, осмелившаяся на самом деле отринуть зло, избравшая то, что полезно, привлекшая людей к Церкви Божией и гармонично согласная с мудростью Святого Духа. Что до меня, то я верю, что в ней истина». Что же касается мудрости эллинов, то она «обезумела» не в качестве естественной мудрости, а «в той мере, в какой она не исходит от Бога». «Разум, ее открывший, как разум, исходит от Бога, но сама мудрость, в той мере, в какой она отклонилась от своей цели — познания Бога — не должна считаться мудростью». «Если бы она различила и объявила мудрость Божию в тварях, если бы она обнаружила скрытое, если бы она была органом истины, уничтожающим невежество, если бы она была причастна тому, чем ее Предмет является в качестве Причины, как бы сотворил ее безумной Тот, Кто даровал эту мудрость творению?» Закон Моисеев был несовершенен, он тоже предназначался «естественному» и падшему человечеству; и однако когда явился Христос, Он сказал, что Моисею можно верить так же, как Ему самому (Ин. 5, 45), а мудрость греков Он «сотворил безумной»! «Мы все исполняемся хвалы и восхищения, — заключает св. Григорий, — когда созерцаем это великое создание Божие, я имею в виду все видимое творение; эллинские мудрецы также восхищаются им, когда его исследуют; но мы это делаем во славу Создателя, а они—вопреки Его славе.»
Заблуждения греческих философов многочисленны, и св. Григорий Палама несколько раз перечисляет их в своих произведениях. «Опутанные этой мудростью, преисполненной глупости и безумия… — пишет он, — они оклеветали и Бога, и природу; природе дали они первенство, а Бога этого первенства лишили… они распространили мнение, что имя Божие принадлежит бесам, и были столь далеки от познания существ, предмета их желаний и рвения, что утверждали, будто у неодушевленных существ есть душа и будто они причастны к душе высшей, нежели наша(
