Введение в гражданскую войну - страница 19

«Политическая республика есть демократия в пределах абстрактной государственной формы. Поэтому абстрактной государственной формой демократии является республика».

«Политическая жизнь в современном смысле есть схоластицизм народной жизни. Монархия есть законченное выражение этого отчуждения, республика же есть отрицание этого отчуждения внутри его собственной сферы».

«Все государственные формы имеют в демократии свою истину, и что именно поэтому они, поскольку не являются демократией, постольку же и не являются истинными».

«В истинной демократии политическое государство исчезает»^>39.

примечание γ_>:Империю можно понять лишь через призму биополитического преображения власти. Империя так же, как и Биовласть, имеет мало общего с позитивным юридическим строительством, установлением нового институционального порядка. Они ближе к впитыванию, втягиванию старой сущности суверенитета. Власть всегда циркулировала в повседневных, привычных, микро физических, материальных и языковых механизмах[29], – она всегда пронизывала жизнь и тела своих подданных. Но Биовласть, и в этом её действительная новизна, такова, что повсюду – одна она. Биовласть уже не встаёт перед лицом «гражданского общества» как суверенная ипостась, как Великий Внешний Субъект, – потому что она уже неотделима от общества. Биовласть говорит только одно: власть соединена с жизнью, а жизнь – с властью. Здесь мы присутствуем при коренном изменении состояния власти с точки зрения её классической формы: при переходе её из твёрдого состояния в газообразное, молекулярное. Можно вывести формулу: Биовласть это СУБЛИМАЦИЯ власти. Империю невозможно осознать без понимания нашей эпохи таким образом. Империя не является и не может быть властью, отделённой от общества: общество такое не поддержит, так же как оно сокрушает своим безразличием последние обломки классической политики. Империя имманентна «обществу», она и есть «общество», ибо оно и является властью.

Кадр из фильма Энди Уорхола «Эмпайр»

50 Позитивно Империя существует только в случае _Х vz кризиса, то есть по-прежнему в негативном, реакционном ключе. И если мы и включены в состав Империи, то только из-за невозможности полностью исключить себя из неё.

примечание α: Имперский принцип всеобщей включённости всегда работает по одному сценарию: нечто, в силу тех или иных причин, демонстрирует свою чуждость Империи или стремится сбежать от неё, покончить с ней. Такое положение дел определяется как кризис, на что Империя отвечает чрезвычайным положением[30]. И только в эти краткие моменты ответных операций ЛЮДИ могут сказать: «Империя существует».

примечание β: Нельзя сказать, что имперское общество стало всеобъемлющей полнотой: то место сюзерена напротив общества так и осталось пустым после вырождения личной власти. Место это, предназначенное для Принца, теперь занимает Ничто, имперский Принцип, который сосредоточивается и материализуется лишь в молнии, разящей тех, кто возжелал быть вне Империи. Вот почему она не имеет правительства и, по сути, императора тоже: потому что при ней есть лишь действия правительства, причём исключительно негативные. Согласно нашему историческому опыту, сильнее всего к этому новому курсу приблизилась Эпоха Террора^>40. Где «никакого положительного произведения или действия всеобщая свобода создать не может; ей остаётся только негативное действование; она есть лишь фурия исчезновения» (Гегель 9^>41.

примечание γ_>:Империя функционирует наиболее активно, когда повсюду кризис. Кризис – это стандартный способ существования Империи, подобно тому, как несчастный случай – единственный повод вспомнить о существовании страховой компании. Время Империи – это время чрезвычайных ситуаций и катастроф.

51 Своим появлением Империя не венчает восходящий процесс цивилизации, но возникает в конце направленного в другую сторону процесса распада в надежде затормозить его, а в идеале – остановить. Вот почему Империя – катехон[31]. «“Империя” означает здесь историческую силу, способную сдержать, предотвратить явление антихриста и наступление конца современного эона» (Карл Шмитт, «Номос Земли»)