Он предложил гостям чаю на время своей отлучки, и они не отказались. Пока Мамонтов искал дело в архиве, Киселев попытался связаться с Петей.
– Я только и успел, что рассказать ему об этой Скобиной, – пояснил он. – Наш Петюня в ту пору находился возле поликлиники психдиспансера. Вообще-то я ожидал его звонка по поводу ответа врача, имелась ли у них такая больная, но он не позвонил, а теперь вообще отключился.
– Прохоров найдет, как с нами связаться, если обнаружит что-то очень важное, – успокоила его Катя. – Меня больше интересует, что принесет нам Юрий. Вы же знаете, какие мысли беспокоят меня в данный момент. Да они и вас беспокоят.
– Прекрасно знаем, – откликнулся Скворцов. – Ты думаешь об оставшихся трех кинжалах. Да, о них мы не забываем. Возможно, и сейчас эта женщина убивает человека, а мы сидим и ничем не можем ему помочь. Только вот где искать убийцу и ее жертвы? В театр она уже вряд ли явится, там дежурят наши сотрудники. Почти все артисты и другие работники находятся под охраной. Нет, я больше чем уверен, в театре ждать ее нечего. Впрочем, вероятно, дело этой Скобиной даст нам хоть одну зацепку. А вот, кажется, и Юрий. Мы тебя уже заждались, – обратился он к вошедшему Мамонтову. – Отыскал?
– Конечно, – Юрка бросил на стол папку. – Вот оно. Девяносто седьмого года.
Катя, Костя и Павел уселись на диван. Киселев открыл папку, и Зорина вздрогнула. Смотревшая с черно-белой фотографии женщина была хороша собой: огромные светлые глаза, темно-русые волосы, красивый овал лица, пухлые губы, тонкий нос. Вот только ее взгляд просвечивал насквозь, словно рентгеновскими лучами, и вызывал неприятные ощущения.
– Ничего дамочка, – отреагировал Павел. – В такую можно и влюбиться.
– Если бы ты попробовал это сделать, вряд ли сейчас сидел бы тут, – усмехнулась Катя. – Ну, давайте просматривать материалы.
В принципе, документы не сказали ничего нового. Елена Скобина из поселка под Залесском действительно приехала учиться, не поступила, вышла замуж за дальнобойщика, устроилась продавцом и, вероятно, была бы счастлива по-своему, если бы муж не умер прямо в дороге от внезапной остановки сердца. Подстраивать каким-то образом его убийство у нее не имелось никакой выгоды. Супруги снимали квартиру и стояли на очереди. Когда первый супруг скончался, Елена осталась без гроша. А тут грянула перестройка. Ей повезло, что не выгнали с работы. Обычный совдеповский овощной с гнилыми помидорами и мятой картошкой выкупил предприниматель и набил его заграничными товарами: жвачкой, которую в больших количествах везли из Сирии, разными чупа-чупсами, «марсами» и «сникерсами». Всех пожилых дам он уволил, а Елену оставил благодаря ее приятной внешности. Вот только платил, несмотря на хороший оборот, нерегулярно. Скобиной пришлось съехать с квартиры, которую она снимала еще с мужем, и поселиться на окраине в коммуналке с пьяным алкашом и тихой полусумасшедшей старушкой. Алкаш каждый день водил гостей. Они устраивали оргии, не обращая внимания на протесты соседей, напивались до чертей, а потом ломились в дверь к Скобиной. Вызвать милицию она не могла: не было телефона. Один раз приятели алкаша уже прижали ее к стенке, подловив после работы, и обязательно бы изнасиловали, если бы ее крики о помощи не привлекли внимания соседа из отдельной квартиры напротив. Он разогнал пьяниц обещанием позвонить в милицию. Когда Лена, вытерев слезы, стала его благодарить, он замахал руками:
– Ерунда. Настоящий мужик на моем месте поступил бы так же, – сосед вдруг озабоченно почесал лысеющий затылок. – Но ведь, девушка, это не конец твоим мытарствам. Они обязательно повторят свои попытки.
– Я куплю газовый баллончик, – сказала Скобина.
– Купи, – кивнул мужчина. – И все равно будь осторожна. А сейчас пойдем ко мне в гости. Чайку попьем.
– Хорошо, – согласилась она.
Мужчина годился ей в отцы и был непривлекательной внешности: плешивый, с крупными чертами лица и редкими зубами. Впрочем, тогда она и не задумывалась, что он станет ее мужем. Они попили чаю, и девушка засобиралась домой.
– Завтра на работу, – пояснила она.
