- Я постараюсь, отец. - Голос не слушался Астра, из глаз не исчезал испуг, но жаловаться он не стал.
Камагин, поддерживая Астра за плечи, увел его от трапа. Астр почти догнал в росте маленького космонавта, но силы их были неравны, сам он этого не понимал, но я знал.
- Какой ужас, Эли! - прошептала Мери.
У нее побелели глаза, не одни белки, но и радужная оболочка. Я и не подозревал раньше, что черные глаза могут белеть.
- Успокойся! Труднее всего первые минуты, а их Астр вынес. Понемногу привыкнем к тяжести.
- Я боюсь за тебя. После такой голодовки!..
У меня путались мысли, тяжело шумело в ушах.
Когда сошел последний человек, корабельные автоматы стали выгружать авиетки, припасы и какие-то длинные ящики с имуществом разрушителей. Ни одна авиетка не сумела взлететь. Форсируя мощности гравитаторов, они лишь ползли. Ящики разрушителей передвигались сами - низко летели на гравитационных подушках, как на катках.
- Наденьте защитные очки, друзья! - посоветовал Петри.
В защитных очках не так слепило от скал планеты и свирепой звезды, накалявшей ее. И нестерпимый золотой блеск неба смягчался, хотя и не становился приятным. Больше всего меня угнетало небо - яростно золотое, однотонное, непроницаемо сияющее.
Ко мне подошел Осима.
- Какие будут приказы, адмирал?
- Приказы отдает Орлан, разве вы не знаете, Осима? - сказал я с горечью. - Какой я адмирал! Не хочу больше слушать этого обращения! Не хочу!
Мери сжала мой локоть.
- Возьми себя в руки, Эли!
Ответ Ромеро на мой выкрик прозвучал суровей.
- Не ожидал такого малодушия, мой друг. Мы свободно выбрали вас в руководители - и вы останетесь руководителем, куда нас ни бросит судьба. Итак, какие будут приказы, адмирал? Какие призывы?
У меня путались мысли, тяжело шумело в ушах. И хоть я уже не падал, ноги и руки были тяжелы для меня, голова камнем давила на плечи. Я всегда радовался своему телу, оно было - я, здесь оно превратилось в нечто внешнее, стало мне непомерно тяжело.
От меня ожидали приказа быть бодрыми, я не мог отдать такого приказа: во мне самом не было бодрости. Я обвел глазами товарищей. Камагин один не смотрел в мою сторону, остальные подбадривали меня взглядами. Камагин, несомненно, и сейчас был убежден, что все пошло бы по-иному, если бы мы подняли бунт и перебили охрану.
Труб с шумом взлетел опять и опустился возле меня.
- Трудновато, Эли. Ничего, не погибнем.
Лусин помогал идти Андре. Астр пошел к ним, с трудом отрывая ноги от грунта, он пошатывался, но уже не падал.
- Хорошо, я обяжу вас приказом и обращусь к вам с призывом - и все в одном предложении, - сказал я. - Предложение такое: пусть каждый выполнит и вынесет то, что выполню и вынесу я сам.
К нам неуклюже подпорхнул Орлан с телохранителями.
- Кто пойдет первым в колонне?
- Я пойду первым, - сказал я.
Мы двинулись в непонятную дорогу - цепочка головоглазов, окружившая кольцом колонну, Орлан с телохранителями внутри цепочки, за ними я, за мной другие пленники. Крылатые ящеры и авиетки с грузами завершали шествие. Орлан временами оборачивался, нетерпеливый крик «Скорей! Скорей!» подхлестывал нас, как плетью.
С тех пор прошло много лет, но крик этот - «Скорей!»- доносится ко мне не стертым голосом воспоминания, он возникает живой, властный, грубый, и я опять, как в те дни бесконечного пути к Станции, испытываю ярость и отчаяние. Тысячи новых событий и чувств нарождаются ежесекундно - старые живут вечно!
- Скорей! - кричал Орлан, увеличивая размах прыжков.
Я старался не глядеть на угнетающий блеск пустыни со свинцовыми скалами, вспучившимися на золотой подстилке. Вначале я поднимал вверх лицо, чтоб ориентироваться по Оранжевой, медленно катившейся по золотому небу, но небо было еще томительней, чем планета. Я шел, ощущая, что и стоять здесь тяжко, а двигаться десятикратно тяжелее, стокилограммовые тумбы ног почти не сгибались.
Петри открыл, что надо не ходить, а скользить, и вскоре все мы двигались, словно на лыжах. Но и скользя по гладкому металлу, мы не могли угнаться за неутомимо ползущими головоглазами - на них одних тяжесть не действовала - и за неуклюже скачущим Орланом.
