- Неправда, - сказал я. - Он не делает вид, а пишет картины.
- Мой дедушка лучше знает. Он этого Левитана давно взял на заметку. Но он его, понимаешь, недооценил. Дедушка думает, что он левак.
- А что такое левак?
- Ну, человек, который работает «налево», шабашничает или занимается на стороне всякой мелкой халтурой. Но он не левак и не шабашник, а пришелец.
- Пусть уж лучше пришелец, - сказал я, - чем шабашник или левак.
- И я тоже так считаю, - согласился со мной Воробушкин.
Молчавший Мишка сказал вдруг, показывая на Воробушкина:
- Он привез с собой сюда литературу.
- Какую?
Научную и техническую. Про пришельцев. И портрет Левитана привез, чтобы сличать. Выясним, что пришелец, и вернемся в город, нам тут делать нечего.
Мне почему-то это не понравилось. Сомневался я, что Левитан пришелец и родился где-то в окрестностях Сириуса. ИдДёдоволен я был тем, что они привезли с собой литературу и хотят доказать мне, всем, и в том числе самому Левитану, что он не земного, а инопланетного происхождения.
Я решил, когда Мишка и Воробушкин уйдут, поговорить с дядей Васей.
Уходя, они сказали с Озабоченным видом:
- Нам предстоит большая и трудная работа. А когда они наконец ушли, я высказал дяде Васе все свои сомнения.
- Вряд ли он с Сириуса, - сказал я, - и никакой он не пришелец, хотя и не обыкновенный человек.
Дядя Вася, внимательно выслушав меня, усмехнулся и сказал:
- Вот необыкновенного как раз я в нем ничего и не вижу. Типичная посредственность. Сейчас их уйма развелось. И всем им не хватает ни ума, ни культуры, ни чувства современности. На одной серости и провинциализме далеко не уедешь. Твой Левитан просто-напросто эпигон.
- А это очень плохо-быть эпигоном?
- Смотря для кого, - ответил дядя Вася. - Если для художника, то вообще лучше не родиться.
- Значит, этот замечательный художник зря родился? - спросил я.
- Зря! - ответил дядя Вася сердито и отвернулся. Опечаленный этими мыслями, я пошел по деревне. Мне почему-то очень хотелось взглянуть на тот холст, где Левитан изобразил речку. Эта картина мне очень нравилась. И я убежден, что ее не мог написать ни эпигон, ни левак-шабашник и даже пришелец с Сириуса. Левитана я дома не застал. В избе сидел пастух Игнаткин и пришивал подошву к валенку. А картина уже висела на стене рядом с умывальником.
Я посмотрел и ахнул. На стене рядом с умывальником текла река, живая, настоящая река с берегами и небом. Она была тут, на холсте, и совсем не походила на картину. Наоборот, на картину походило все остальное: стены, окна, сам пастух Игнаткин с валенком и толстой иглой. Река была в тысячу раз живее. И я стоял и не мог оторвать от нее глаз. Потом меня кто-то толкнул в бок, я оглянулся. Рядом стояли Воробушкин и Мишка.
Воробушкин сказал:
- Вот это река так река. Сразу видно, что он ее не рисовал, а уменьшил в тысячу раз и приклеил к холсту. Конечно, это мог сделать только волшебник или пришелец. У них там, в окрестностях Сириуса, и не то могут сделать. Подклеил речку к холсту, а потом небо и березки.
Мишка хотел потрогать волны рукой, но Воробушкин оттолкнул его руку:
- Смотри еще сам приклеишься к этому холсту и станешь картиной. Нужно действовать осторожно, особенно когда имеешь дело с пришельцем.
Хозяин избы, пастух Игнаткин, не обращал ни на нас, ни на картину никакого внимания, а продолжал подшивать валенки.
Мы ждали, когда Игнаткин скажет свое мнение. Он долго молчал, немножко посапывая, а потом сказал:
- Эта река иногда шумит.
- Какая река? - заинтересовался Воробушкин.
- Вот эта, - показал Игнаткин иглой на картину.-..И даже слегка погрохивает на перекатах.
- Сейчас ведь не слышно, - сказал Мишка, прислушиваясь.
- Будет она шуметь при нас, - усмехнулся Игнаткин. - Она шумит, когда нет никого дома, а на людях она ведет себя тихо, как и полагается картине.
- А это картина? - спросил Воробушкин. - Или настоящая река, благодаря искусству пришельца попавшая на полотно?
Игнаткин подозрительно покосился сначала на Во-робушкина, потом на Мишку и сказал:
- На людях она картина, а когда в избе никого нет, она-река. Сейчас я объясню, как я это дело понимаю. Например, один и тот же человек сразу йожет иметь два лица. Скажем, у него профессия-артист. Днем он живет как все прочие люди. А вечером играет на сцене, изображая тех, кем он никогда не был. Точно так же и ата река. Днем она течет там, на воле, как все реки, а по вечерам забирается сюда, в раму, и начинает играть. Если хотите знать, эта река тоже артистка.
