— Не получите вы меня, скоты, звери. Сдохну лучше, а вам не дамся.
Вере вдруг пришло в голову воспоминание о том, как они играли в казаки‑разбойники с братом и его друзьями. Вере всегда очень хорошо удавалось прятаться в хлеву.
Она немного приподняла голову из‑за кустов и осторожно оглянулась вокруг. Затем поползла к забору, из‑за которого выглядывала крыша дома и другая, пониже, должно быть, как раз хлев.
Вера добралась до хлева, стараясь быть незаметной. Она увидела трех коров, равнодушно жующих жвачку, и метнулась вглубь стойла в поисках навоза. Когда‑то она читала, что запах навоза сбивает собак со следа.
Обвалявшись в навозе, Вера вымазала подошвы шлепок. Она торопилась, боясь, как бы хозяева дома не обнаружили ее. Вера выбросила немного соломы, смешанной с навозом, из хлева на улицу, стараясь попасть на свои следы.
Потом, забравшись в самую глубь хлева и набросив на себя ветошь, которую она нашла в углу, притаилась. От сильного запаха навоза Вера задыхалась. Слезы застилали ей глаза, из носа текло, но, не в силах пошевелиться от страха, она неподвижно сидела, съежившись под ветошью.
Через некоторое время Вера услышала отдаленный шум голосов и лай собак. Ее предположение оказалось верным: чеченцы начали охоту.
Лицо Халида, державшего новорожденную девочку за ноги, всплыло перед глазами. Веру едва не вырвало, но, глубоко дыша ртом, она сумела справиться с подступавшей тошнотой.
Совсем рядом послышался лай собак и какой‑то хрип, и Вера почувствовала, что сейчас не выдержит, вскочит и побежит. Пусть ее поймают собаки, разорвут на куски, тогда кончатся ее страдания раз и навсегда. Вдруг всплыло лицо Владимира, протягивающего ей руку на подъеме в гору, его глаза, с такой нежностью глядящие на нее, и его теплый голос, с восхищением говоривший: «Девочка моя, какая же ты у меня сильная». Только желание снова услышать его голос и посмотреть в его глаза преодолело ее страх. Вера закрыла глаза в неистовой мольбе…
Она не знала, сколько так сидела, может, несколько минут, а может, несколько часов. Время как будто остановилось, и ничего и никого больше не существовало — ни чеченцев, ни аула, ни собак, ни хлева, ни самой ее, Веры.
Когда Вера пришла в себя, было уже тихо. Слышался только треск сверчка. Осторожно приподняв ветошь, Вера выглянула из закутка и, увидев только стоявших коров, подползла к стойлу и через отверстие в стене выглянула во двор.
Девушка вздрогнула при виде огромной белой луны, висевшей так низко над землей, что казалось, если дотянуться, то можно достать рукой.
«Нет чтобы дождь и темень. В лунном свете меня хорошо видно», — лихорадочно думала она.
Она не знала, сколько было времени, но в любом случае нужно было торопиться. Хозяйки просыпались рано, чтобы подоить коров. В пять их уже будут гнать на пастбище.
Вера тихо выскользнула в ту самую лазейку, через которую проникла во двор. Первые минуты она неподвижно стояла, прильнув к забору и стараясь высмотреть какие‑либо тени. Не увидев ничего подозрительного, она перебежала улицу и, низко пригибаясь к земле, устремилась в направлении гор.
Ее бил озноб, болезнь давала о себе знать. Ноги почти не слушались, но Вера заставляла себя идти.
Вдруг раздался шум колес, показалась легковушка. Фары, освещающие пространство, на мгновение охватили полусогнутую Веру с искаженным от страха лицом.
Вера побежала.
Единственной мыслью в ее голове было: «Они меня не поймают, они меня не поймают».
Она бежала так быстро, как только позволял ее истощенный организм. Впереди показалась горная река и небольшой мостик, и Вера бросилась к нему, с ужасом слыша позади себя топот ног.
Нет, не хотела она быть пойманной и снова оказаться в рабстве. Лучше уж смерть. Вера сделала последнее неимоверное усилие, донесшее ее до мостика, и прыгнула в воду.
