В билетной кассе темно, и работников станции нигде не видно. С другой стороны турникетов тощий лысый мужчина скармливает монеты в билетный автомат. Он завороженно наблюдает, как монеты выбрасываются в гнездо возврата. Звук напоминает мне игровые автоматы на побережье. Он снова бросает в автомат монеты. Ботинки, в которые он обут, кажутся слишком большими. Они желто-коричневого цвета и плохо сочетаются с его темно-синим костюмом. Они либо родом из другого десятилетия, либо сняты с ног другого человека.
За мужчиной образовалась длинная очередь. Какая-то женщина заглядывает ему через плечо и покусывает себе нижнюю губу, будто ей не терпится узнать, что он выиграл в этом автомате.
У подножия каждой из двух лестниц, ведущих на улицу, стоит плотная толпа пассажиров. Все молчат, но я вижу их нетерпение по тому, как у них вытянуты вперед шеи вверх и разинуты рты. Я прохожу через турникет и присоединяюсь к толпе.
- И что теперь? - спрашиваю я в слух и удивляюсь громкости собственного голоса. Кажется, никто не слушает.
Наверху лестницы я вижу опущенную стальную решетку. Такую меру персонал станции предпринимает, если в час пик в метро пытается попасть слишком много людей. Тем самым они регулируют пассажиропоток. И там наверху тоже собралась большая толпа. Между фоном темного неба и людьми, стоящими в очереди на выход я вижу множественные силуэты голов и бледные пальцы, вцепившихся в решетку с другой стороны тех пассажиров, которые пытаются попасть на станцию.
Я останавливаюсь, удивляясь, как все-таки темно на улице этим зимним лондонским утром. Я думал, что солнце к этому времени уже встало.
Но все тщетно. Никто здесь не может ни войти на станцию, ни выйти. Я направляюсь к билетной кассе. За стеклом окошек мало что видно. Возможно, в кресле кто-то есть, но я не уверен. Может быть, сидящий в сумраке кассир опустил голову и смотрит себе под ноги.
- Послушайте. Мне нужно попасть на Виктория Лайн. Что-нибудь сегодня работает?
Но потом я замечаю под каждым окошком табличку: "КАССА НЕ РАБОТАЕТ". Я поворачиваюсь и иду обратно к турникетам. На стойке с бесплатной прессой осталось несколько желтеющих номеров "Метро". "КРИЗИС ПЕРЕШАГИВАЕТ ВОСЕМНАДЦАТИЛЕТНИЙ РУБЕЖ" - гласит заголовок. Газете, должно быть несколько недель, потому что этот заголовок уже мне попадался, причем давно. Или мне кажется? Может, просто очень похожий?
Я прохожу обратно через турникеты, затем бегу к сломанным эскалаторам, ведущим к платформе Виктория Лай южного направления С грохотом спускаюсь, едва не теряю равновесие у самого низа и сбиваю в сторону знак, предлагающий пассажирам воспользоваться лестницами. Мне очень нужно найти немного воды. Срочно.
Я выбираю другой туннель, который обещает вывести меня обратно к платформам Централ Лайн. Я пройду на Централ Лайн западного направления и выйду на Марбл Арк. Оттуда до станции Виктория ходит множество автобусов.
В туннеле уборщик, высокий и тощий африканец в светящемся нагруднике, пихает шваброй что-то лежащее на полу. Он поставил вокруг "опасной зоны" заграждение из брезентовой ленты, натянутой между четырех пластмассовых столбов.
Мне кажется, что в туннеле лондонского метро кто-то навалил кучу тряпья. Или, возможно, это гнездо одного из городских бездомных, недавно оставленное обитателем. Но в этой груде мусора определенно присутствует мышиная активность, так что, похоже, там остались какие-то объедки. Рот у меня наполняется слюной.
Женщина на очень высоких "шпильках" нагибается над лентой заграждения. Наклонив голову, она тычет костлявой рукой с тонким запястьем в грязной куче на плиточном полу, будто заметила что-то ценное.
Я проношусь мимо. У кого есть время возиться с этим по пути на работу? Вся эта неторопливость здесь внизу не перестает удивлять меня. Я просто хочу, чтобы все отошли в сторону. Их мысли и движения, кажется, такие же медленные и прерывистые, как и транспортное обслуживание подземки. Как вот этот парень, уже пьяный с утра. Ползет на четвереньках и тащит за собой грязный лист картона. Встань прямо, мужик! Заправь свою чертову рубаху.
