Лишь несколько голубей, видимо, залетевших из парка мертвенно молчащего хосписа, слонялись вместе с чайками у воды. Даже Абдулы с его граблями ещё не было на пляже.
Первое утро, не отравленное мыслью о том, что после моря нужно тащиться на зубодрание.
«Вот было бы здорово, если бы Бог изменил порядок вещей, – думал я, выплывая из залива на вольный простор, – создал бы новый закон природы: человек после семидесяти начинает молодеть, превращается из старикана во взрослого, потом в юношу, затем в подростка, младенца… А разум, весь жизненный опыт сохраняются. Что Ему, Богу стоит! А потом цикл начинался бы опять с новыми зубами, новым здоровьем».
Не смейся, я плыл и молил Бога именно об этом.
Не хотелось мне ехать на «землю» Никоса, на этот пикник, да ещё с Люсей. Хотелось хоть этот день целиком провести без забот, одному, сходить наконец на свидание с Домом… Роковым образом каждый раз подстерегала какая‑нибудь суета, каждый раз был связан каким‑нибудь обязательством.
Подплыв к пляжу, я увидел Абдулу с его широкими граблями. Он глянул на меня, на крестик, болтающийся на мокрой груди.
— Ясос! – крикнул он издали, прервав свою работу. – Ортодокс?
Я кивнул. А когда оделся и проходил мимо него, Абдула доверительно сообщил:
— Многие ортодоксы такие же фальшивые христиане, как наши мусульмане, кто говорит, что верит в Аллаха.
Отец Александр Мень всегда утверждал, что христианство только начинается, что подлинных христиан пока что совсем немного. Но всё равно было обидно услышать от Абдулы справедливые слова. Хотя лично против меня он, кажется, ничего не имел.
И опять, едва я поднялся с пляжа к шоссе, как тормознул рядом Адонис на своей машине. Словно подстерегал.
Предложил подвезти до города. А когда я сказал, что тороплюсь к вилле, напомнил, что ждёт меня в гости, что у него сахарный диабет. Мне стало жаль этого экс–капитана.
— О’кей, кэптен! Завтра приду. Когда тебе удобно?
— В пять. Эвхаристо, мистер Владимирос!
…Никос уже ждал. Сидел с Гришкой на руках в гостиной, пока Люся моталась из гостиной в свою комнату, из комнаты на кухню, собирая необходимые для поездки на пикник вещи, детское питание.
— Как твои дёсны? – спросил Никос. – Заживают?
— Как будто. Кое–где побаливает. Фантомные боли бывших зубов. Никос, после моря я, как зверь, голодный. Успею хоть выпить кофе?
— Я готова! – объявила Люся, появляясь в дверях гостиной. На ней был коротенький сарафан с греческим орнаментом по краю подола, новая соломенная шляпка. Тоже с искусственными цветочками. На каждом плече висело по большой сумке. Никос забрал их у неё, пока она усаживала Гришку в коляску.
Выкатили к тротуару. Я запер дверь виллы, сел в машину рядом с Никосом, и мы поехали.
— Мой золотой, мой сладкий! – тетёшкала Люся младенца на заднем сиденье. – Сладкий мой! Сладкий!
— Инес до вечера готовила вкусные вещи для пикника, – сказал Никос. – Сейчас заедем за ней с девочками, и сразу на «землю». Мой отец узнал, что ты на острове. Он приехал из Волоса, чтобы тоже быть с нами. Привёз ящик поздних фиг, или смокв. Знаешь такой фрукт?
— Это инжир! – вмешалась Люся. – Безумно обожаю!
Машина ехала по шоссе, обгоняя цепочки любителей утренних пробежек. Они трусили в сторону залива Кукинарес, а мы свернули направо по грунтовой дороге, ведущей мимо холма, на котором одиноко стоял дом, где жил Никос.
У подножья ждали спустившиеся сверху Инес, обе девочки, сильно постаревший отец Никоса. Навстречу с радостным лаем кинулся Гектор. Беспокоился, возьмут ли его с собой.
