Он попробовал съесть завтрак, но ничего не смог проглотить. Тогда Гил сел на кровать и стал нетерпеливо ожидать Рашаса.
На оконной раме сверкнул розоватый отблеск. Тут же Гил услышал шаги, и сенатор Рашас вошел в комнату. Он вошел без стука, и было видно, что он торопится. Взгляд Рашаса упал сперва на тунику Беседующего, одиноко лежавшую на кровати Гила, потом на самого юношу.
Гил встал почтительно, но не кротко.
— Что это? — удивленно воскликнул Рашас. — Разве женщины не сказали тебе?.. Проклятие, эти варвары никогда ничего не могут сделать как следует. Тебе надо облачиться в одежду Беседующего, принц Гилтас. Наверное, ты неправильно понял...
— Я все правильно понял, сенатор, — произнес Гил. Его руки похолодели, во рту пересохло, и Гил боялся, что голос может сорваться, испортив его подготовленную речь. Но теперь этому не поможешь. Надо продолжать и постараться сделать все как можно лучше. Надо попытаться исправить те глупости, которые он натворил.
— Я не собираюсь становиться Беседующим, сенатор. Я отказываюсь давать клятву.
Гил остановился, ожидая, что Рашас начнет спорить, смеяться над ним, увещевать или умолять его. Но Рашас молчал. С непроницаемым лицом он скрестил руки на груди, ожидая, что еще скажет Гил.
Юноша облизал сухие губы.
— Наверное, сенатор, ты думаешь, что раз я вырос не в Квалинести, значит, не знаю наследия моего народа, его преданий. Это не так. Мне все известно о церемонии коронации Беседующего-с-Солнцами и Звездами. Мать все мне объяснила. И я знаю, что для этого необходимо кое-что. Беседующий дает клятву только по своей собственной воле.
Гил сделал ударение на последних словах.
Речь вышла проще, чем он хотел. И Гил был настолько поглощен ею, что не смог понять, что реакция Рашаса — или отсутствие видимой реакции — предвещает неприятности.
— Я не дам клятву, — заключил Гил. — И не стану Беседующим. Я не заслужил этой чести.
— Вот в этом ты удивительно прав, — неожиданно сказал Рашас. Его голос был мягким, но в нем клокотала сдерживаемая ярость. — Ты всего лишь высокомерный маленький метис, а твой отец — бастард. Он никогда не узнает имени человека, который зачал его в чреве матери-шлюхи. Надо было изгнать его за этот позор. Я говорил, что так и надо сделать, но Солостаран был мягкосердечным старым глупцом. А взять твою собственную мать! Разве порядочная эльфийка надевает доспехи и едет сражаться, как мужчина? Не сомневаюсь, ей очень нравилось быть окруженной день и ночь большим количеством солдат! Да она не что иное, как маркитантка. Только Полуэльф мог взять ее в жены после того, как она прискучила другим! С такой «достойной» родословной позволить тебе дышать воздухом Квалинести — значит оказать тебе незаслуженную честь, принц Гилтас! — Рашас усмехнулся, когда произносил имя Гила. — И у тебя, о Боги, хватает дерзости отказываться — отказываться! — стать Беседующим! Да ты должен стоять передо мной на коленях и плакать от счастья, что я вытащу тебя из грязи и возвеличу!
Пораженный в самое сердце, Гил в ужасе смотрел на сенатора. Его начало трясти, желудок сжимали спазмы; юноше физически стало плохо от услышанного. Когда сознание сенатора сделалось таким извращенным? Как можно думать такое, не то что говорить? Гил пытался ответить, но ярость душила его, сжимая горло.
Рашас мрачно смотрел на него.
— Ты еще больший недоумок, чем я думал, хоть это неудивительно. Достойный сын своего отца!
Гил перестал дрожать. Он стоял прямо, до боли сжав за спиной руки. Но ему удалось улыбнуться:
— Спасибо за комплимент, сир. Рашас нахмурился, обдумывая что-то.
— Наверное, мне придется принять крайние меры. Учти, юноша, во всем, что случится, виноват только ты. Стража!
Рашас сгреб тунику Беседующего одной рукой, другой впился костистыми пальцами в плечо Гила, толкнув его к двери. Кагонести больно схватил Гила. Он попытался вырваться, но Рашас сказал Диковатому Эльфу что-то на Кагонести, и страж усилил захват.
— Он сломает тебе руку, если будет надо, — холодно процедил сенатор. — Пойдем, принц, пойдем. — Опять насмешливая улыбка. — Не надо тратить мое время.
