Я поняла, что она имеет ввиду, и покраснела — не от злости, от отчаяния. Как женщина, укравшая ее мужа, я была виновна и не заслуживала снисхождения. И все-таки, много лет назад я видела, как она приходит в офис расплывшейся розовой помадой на губах, жалуясь на Натана и детей, который что-то требуют, создают сложности, приносят проблемы. Так что мое преступление можно было переквалифицировать.
Я допила свое вино и оглядела комнату. Выдержанная в спокойной цветовой гамме с преобладанием цвета магнолии и топленых сливок и с несколькими яркими пятнами синего, она отражала то, какой стала Роуз. Это была каюта корабля, полностью удовлетворявшая вкусам пассажира.
— У жизни в одиночестве есть свои преимущества, — заметила я.
Она поняла, что я имею ввиду.
— На самом деле, да.
Мы обменялись взглядами. Как ни странно, мы все еще понимали друг друга. Роуз опустила бокал и сказала:
— Мы с Натаном были женаты очень долго. Мы так хорошо знали друг друга, так же, как… ты и я. Нам легко было разговаривать. — Она встала и подошла к окну. — Такой была наша жизнь, пока не пришла ты. Возможно, я была слепа и не видела недостатков нашего брака, но он работал, пока ты не разбила его. Тогда мы открыли глаза и покинули наш дом. — Она повернулась и смотрела на меня, спокойная и уравновешенная. — Тебе придется признать, что я не должна тебе ничего, Минти. Ни объяснений, ни доверия.
— На Натан приехал сюда, потому что хотел доверия и покоя, — воскликнула я. — Он не нашел их со мной. Ваша постель была бы естественным продолжением ваших бесед.
Она коснулась занавески лбом.
— Может бы, — вздохнула она. — Почему бы тебе не остановиться сейчас и не уйти.
— Потому что я зла на тебя, Роуз. Но я зла и на Натана.
Она резко повернулась на каблуках.
— Разве ты не говорила мне много раз, что Натан теперь мертвее мертвого? Не так ли? Со всей своей материалистической трезвостью?
— Да, говорила.
=Тогда оставь его в покое. Дай ему немного мира.
— Ты права. Мне нечего здесь делать.
— Довольно, — холодно сказала она. Она налила себе второй бокал вина и прижала его к груди. Я не шевелилась, и она напомнила. — Ты не собираешься уходить?
Что говорилось в руководствах самопомощи о ситуациях, когда вторая жена должна извиниться перед первой. В этих книгах, внушающих людям иллюзию, что они могут контролировать свою жизнь, сказочные фантазии о разрешении, прощении и прочих воздушных замках.
— Я хочу попросить у тебя прощения, — призналась я. — Я не понимала, что делаю, пока не вышла замуж за Натана и не родила мальчиков. Только тогда я поняла, насколько реальность отличается от ожиданий, и насколько разочарован бывал Натан… иногда. Иногда он так смотрел на меня, что я чувствовала, как он ненавидит себя за то, что сделал. То есть, я не была ему безразлична, но он понял, насколько ему дорого то, что он разрушил.
Натан плохо поступил с Роуз. Я плохо поступила с Роуз. Я уже знала, что наказание может свершиться через много лет после преступления. Ни одно из руководств об этом не упоминает. Это слишком сложный вопрос.
— Бедняжка Минти, — сказала Роуз, ее ирония задела меня за живое. Она по-прежнему держала бокал в руке и смотрела перед собой. — Я не была рада ему, — призналась она. — Он причинил мне столько боли. Иногда мне казалось, что от этой боли я умру. Ну, ты же знаешь старую мудрость: «И это пройдет». Это правда, все проходит. И слава Богу. Когда он появился здесь в день своей смерти, я не слишком обрадовалась ему. На самом деле, я не хотела видеть его здесь. Я была занята. Он это понял и был разочарован. У меня не было желания впускать его в мою жизнь. Я так долго была свободной, и проблемы Натана уже не были моими… Я больше не могла уделять ему внимания, не так, как он хотел… На самом деле, сейчас я виню себя за это…
— Это ужасно, — прошептала я, — ужасно чувствовать, как умираешь, никому не нужный…
Она поперхнулась.
— Ради Бога, Минти, он бросил меня ради тебя. Помнишь? — Она повернула ко мне измученное лицо. — Помнишь?
— Я думаю об этом большую часть времени. Никогда столько не думала, как сейчас.
