– Ясное дело. Но ты потянешь. Я рассказал Клэренсу, что тут случилось. – Он говорит о мистере Уайатте, своем старом друге и бывшем хозяине магазина. – Он считает, что ты должен остаться. Мы с ним поболтали, и я решил, что пора и мне взять с него пример. Уехать к морю, сидеть целый день на пляже и глазеть на красоток.
– Вы закроете парикмахерскую? – спрашивает Сэвен.
– А кто будет меня стричь? – хмурится Секани.
Мистер Льюис опускает на него взляд.
– Это уже не мои заботы. Ну, а раз твой магазин – единственный продуктовый в округе, Мэверик, для отстройки тебе потребуется больше места. И потому я отдам тебе свое помещение.
– Что? – вырывается у мамы.
– Эй, погодите-ка, мистер Льюис, – бормочет папа.
– Да незачем мне «годить». Страховка у меня есть, так что денег мне хватит с лихвой. Со сгоревшей парикмахерской я уже ничего сделать не смогу. Зато ты можешь построить хороший магазин, куда люди будут с удовольствием ходить. Об одном только прошу – повесь фотографии доктора Кинга рядом со своим Ньюи Как-Его-Там.
Папа смеется.
– Хьюи Ньютоном.
– Ага. Рядом с ним. Знаю, вы переезжаете, и очень за вас рад, но району нужно больше таких людей, как ты. Даже если ты просто будешь заведовать магазином.
Чуть позже приезжает страховщик, и папа показывает ему то, что осталось от магазина. Мама берет в машине перчатки и мусорные мешки, передает их нам с братьями и велит работать. Это непросто: мимо постоянно проезжают люди, громко нам сигналят и кричат «Не вешайте нос!» или «Мы с вами!».
Кое-кто из знакомых приходит нам помогать, например миссис Рукс и Тим. Мистер Рубен приносит бутылки ледяной воды – потому что жара стоит невыносимая. Я опускаюсь на бордюр, уставшая, потная и на сто процентов готовая сматывать удочки. Но работе не видно конца и края.
На меня падает тень, и кто-то произносит:
– Привет.
Я прикрываю глаза и поднимаю голову. На Кении безразмерная футболка и баскетбольные шорты. Видимо, стащила она их у Сэвена.
– Привет.
Она садится рядом, подобрав колени к груди.
– Видела тебя по телику, – говорит она. – Я, конечно, говорила, что тебе надо высказаться, но блин, Старр… Далековато ты плюнула.
– Зато другие тоже заговорили, правда?
– Ага. Мне жаль, что так вышло с магазином. Я слышала, это сделал мой папа…
– Да. – Нет никакого смысла отрицать. – Как мама?
Кения крепче прижимает к себе колени.
– Он так ее избил, что она угодила в больницу. Ее там оставили на ночь. У нее сотрясение мозга и еще куча всего, но она поправится. Мы сегодня ее навещали. Потом пришли копы, и нам пришлось уйти.
– Серьезно?
– Ага. Они устроили обыски у нас дома и теперь пришли задать матери пару вопросов. Мы с Лирикой пока поживем у бабушки.
Деванте уже его сдал.
– Сама-то что думаешь?
– Честно говоря, мне так легче. – Кения пожимает плечами. – Хреново с моей стороны, да?
– Да нет вообще-то.
Она чешет голову, и косички у нее на голове ходят ходуном.
– Прости, что я все время называла Сэвена своим братом, а не нашим.
– Ой. – Я вроде как об этом уже забыла. После всего случившегося это кажется мелочью. – Да все в порядке.
– Наверное, я называла его своим братом, потому что… Ну, так я чувствовала, что он на самом деле мой брат, понимаешь?
– Э-э, так он и есть твой брат, Кения. Честно, я даже ревную из-за того, как сильно он все время тянется к тебе и Лирике.
– Он думает, что обязан, – говорит она. – Но на самом деле хочет быть с вами. Ну, я его, конечно, понимаю. С папой они не уживаются. Но было бы здорово, если бы ему хоть иногда хотелось быть моим братом не из чувства долга. Он нас стыдится. Из-за мамы с папой.
– Нет, не стыдится.
– Стыдится-стыдится. И ты тоже меня стыдишься.
– Я такого не говорила.
– Оно и так понятно, Старр. Ты никогда не звала меня потусоваться со своими подружками. Когда я гостила у вас, ты никогда их не звала, как будто не хочешь, чтобы они знали, что я тоже твоя подруга. Ты стыдилась меня, Халиля и даже Сада, и ты это знаешь.
Я молчу. Это гадкая, но все же правда. Я стыдилась Садового Перевала и всего, что с ним связано. Сейчас это кажется мне глупостью. Я ведь не могу изменить то, где родилась и жила, и то, через что прошла, – так зачем стыдиться того, что делает меня – мной? Это все равно что стыдиться самой себя. Вот уж нахрен.