А для еврея так было всегда. Шла история поголовно грамотного, на 100 % книжного народа. Накапливалась, с каждым годом становилась все богаче культурная традиция. Что-то забывалось, что-то навеки оставалось в копилке народной памяти. Записанным, между прочим! В виде текстов. Люди, умершие невероятно давно, становились как бы современниками еврея и X, и XX веков. Различия игнорировались, потому что оставалось главное — жизнь в одной культурной традиции. А сделанное этими людьми оказывалось востребовано в «сейчас».
Герои еврейской истории незримо присутствовали в сознании если не всякого — то почти всякого еврея. Не особенно люблю Бабеля — но как хорошо у него видно и это! Вот бредет еле живой герой, приехавший в Петроград: «Невский млечным путем тек вдаль. Трупы лошадей отмечали его, как верстовые столбы. Поднятыми ногами лошади поддерживали небо, упавшее низко. Раскрытые животы их были чисты и блестели». И герой вспоминает: кто это из знаменитых евреев погиб на самом пороге цели? И вспомнил: Маймонид.[71]
Многие ли русские парни вспомнят в такой момент смерть Пржевальского на пороге новых великих открытий? Французы — Бальзака, который женился на любимой женщине уже умирающим? Англичане — лорда Байрона, умершего от холеры в Греции, куда он привел трехтысячный отряд Добровольцев, на пороге великих дел? Европейцу очень даже есть кого вспомнить — но наши культурные герои живут в нашем сознании иначе, чем в сознании евреев.
Герои еврейской культуры
Александр Сергеевич Пушкин — традиционно, с середины XIX в. — культовая фигура в русской культуре. Все народы Российской империи — тоже традиционно — воспринимают эту фигуру как культовую. Сейчас не место выяснять, насколько это разумно или справедливо; сейчас важнее, что сама трактовка образа А. С. Пушкина, понимание его личности очень различны в русской и еврейской среде. Это тем более поразительно, что еврейские интеллигенты, как правило, настолько ассимилированы, что уже и сами не отделяют себя от русской среды, и русские никак не видят в них «чужаков». Пушкина воспринимают по-разному люди, сказавшие первое «мама» на русском языке и жившие в едином культурном поле русской-российской-русскоязычной культуры. Эти люди слабо различают, а порой и вообще не различают «своих» и «чужих» в этом поле.
Их вкусы, интересы и взгляды сформированы одним и тем же языком, культурными ценностями, образом жизни и правилами жизни в одной исполинской империи. Но оценки Пушкина, сами подходы к трактовке образа — различны. Легко заметить, что «классическая» трактовка образа Пушкина всегда включает некоторую ретушь.
Вообще значимые деятели в глазах христианского общества остаются «как бы немного святыми». Это хорошо прослеживается на Западе в историографии Р. Бэкона и Карла Великого, даже в XVII веке применительно к Ришелье и лорду Кларендону. В России — в «канонизации» образов Петра I, Ивана IV, даже Екатерины II.
Давно известно, что ушедшие культурные эпохи переживаются долго, если не вечно. В работах современных греческих филологов прослеживаются подходы, типичные для Византии.[72] Ю. Лотман много раз отмечал, что в петербургский период русской истории культура московского периода вовсе не исчезает, ценности и представления этой эпохи продолжают жить в новых формах и чаще всего скрыто.[73]
О русской интеллигенции как людях с очень архаичным мировоззрением писалось, по крайней мере, со времен «Вех».[74] В наши дни о «возвращении» старомосковской средневековой традиции в среде народовольческой интеллигенции писали такие гиганты, как Ю. Лотман и Б. А. Успенский.[75] Еврейскую культурную традицию тоже можно назвать средневековой, но и в этом случае она совершенно иная. Благодаря завету «познай Бога своего», в этой традиции не очень разделены святой и интеллектуал — причем невозможно стать святым, не будучи интеллектуалом.
Чтение, интерпретация, сравнение, понимание религиозных текстов являлось такой важной частью еврейской культурной (и религиозной) традиции, что интеллектуал стал центральной фигурой, основным героем еврейской истории. Естественно, к таким людям приковано огромное внимание. Добавьте к этому древность самой письменной культурной традиции. Одна из самых симпатичных черт евреев — способность вступать в диалог с интеллектуалами, жившими века и тысячелетия назад. В текстах, написанных в XX веке, можно встретить отсылки к именам Маймонида и Симхи из Витри (XIII век) — причем в текстах на политически актуальные темы.
