Приемщик что-то хрипловато сказал по-чукотски.
— Во, слышишь? Калянто всегда меня поддержит, — констатировал киномеханик.
«Психи малахольные! — подумал Шурка. — Тоже мне массовость — для одной Таюнэ картину крутить!..»
Таюнэ все время молчала. Это стало беспокоить Шурку.
«Сидит, точно аршин проглотила, — недовольно думал он. — Так в два счета заподозрят».
И как раз в эту минуту он услышал внизу голос киномеханика:
— Вот это да! Это как сюда махорка попала? Ты что, махорочку покуриваешь?
— Где видишь? — быстро спросила Таюнэ.
— Да вот, на подоконнике.
«Как же я не заметил?» — похолодел Шурка, уловив в голосе киномеханика явную подозрительность.
— Я сама не куру. Я в магасин купила другим давать, когда приехали. Ты приехал — тебе давать надо. Бери, пашалыста! Видал, пачка целый, сухой? Хороший дым будет.
Киномеханик засмеялся:
— Да нет, спасибо. У меня папиросы.
— Бери, бери, — настаивала Таюнэ. — Я зачем купила? Ты, Калянто, тоже бери! Антруша курил, Калянто курил хороший дым много будет!
— Ну, давай, — согласился киномеханик. — Раз ты такая гостеприимная, обижать нельзя.
— Ты кончал, Антруша, обедал, курил скоро, потом кино крутил! — весело сказала ему Таюнэ, — Я кино скучала!
— Вот это разговор! — обрадовался киномеханик.
Вскоре лампа в избушке погасла, и застрекотал кинодвижок.
Шурка забыл, когда последний раз был в кино. Он бесшумно подполз к проему, глянул вниз. От дверей, где стоял движок, бил в стену яркий голубой столб света. Возле движка на табуретке сидел щуплый паренек с голубым лицом — киномеханик Андрей. Приемщик полулежал у печки. У порога, сжавшись в комочек, сидела Таюнэ, она не отрывала глаз от стены.
Кромка проема мешала Шурке видеть верх стены, от этого люди на экране были без лиц, как бы отрезанными по грудь. В таком виде они сидели, танцевали, объяснялись в любви.
Шурка обогнул проем, прилег с другой стороны. Теперь ему стала видна вся стена. На ней появился шумный город. Толпы людей на тротуарах. На перекрестке жонглировал жезлом милиционер… Мальчишки уплетали мороженое… У киоска росла очередь за мимозами… Город сменился лесом. Какая-то компания расстилала на траве скатерть. Балагуристый парень пел под гитару частушки…
В конце каждой части Таюнэ зажигала лампу, киномеханик менял бобину, опять включал аппарат — фильм продолжался.
Когда на стене появилась крупная надпись: «Конец», Таюнэ потребовала:
— Теперь другой раз покажи!
— Понравилось? — гордо спросил киномеханик. — Я тебе лучше другую покажу, «Тарзан» называется, новая картина, не наша. Потом «Веселых ребят». Не волнуйся, я пять фильмов привез, до утра хватит.
— Эту покажи, — настаивала Таюнэ. — Там девушка красивый.
— Самая красивая девушка — Руслана Таюнэ. Думаешь, вру? Я бы из тебя первую в мире кинозвезду сделал!
«Ты легче, легче!» — мысленно сказал киномеханику Шурка и насторожился, ожидая, что последует дальше.
Но дальше ничего не последовало. Киномеханик заложил в движок кассету, и на стену снова плеснул голубой пучок света.
Картина захватила Таюнэ. Она то смеялась, то пугливо вскрикивала, то замирала. Но когда вдруг шипящий огонь охватил джунгли и стали рушиться деревья, она вскочила и страшно закричала:
— Не надо так! Таюнэ боялась!.. Не надо так!..
— Ты что? — взял ее за руку киномеханик. — Это все нарочно, сейчас кончится. Садись…
Когда же фильм закончился, Таюнэ потребовала показывать сначала. И опять киномеханик убеждал ее:
— Второй раз смотреть — не тот эффект. У нас еще «Пржевальский» на очереди и «Веселые ребята». Копия, правда, староватая, но сойдет…
Он крутил и «Пржевальского», и «Веселых ребят», и «Подвиг разведчика», крутил без передышки, один фильм за другим. Пушник уснул где-то на середине «Веселых ребят» и больше не просыпался.
— Все, баста. Репертуар исчерпан, зажигай лампу, — устало сказал киномеханик, выключив в последний раз движок. — Часиков десять отдохнули культурно — пора спать.
— Завтра другой раз покажешь? — спросила Таюнэ.
— Завтра нет. Завтра мы пораньше отчалим. Мне еще десять избушек охватить надо. Я к тебе знаешь когда приеду? — Он задумался. — Словом, приеду, не горюй.
