«…Они больше не сидят на своей скамейке в парке, солдат. Где же они? Чем они занимаются? Я попытался разузнать это для тебя, но мне не удалось. Они встречаются около восьми возле их скамейки, но затем исчезают. Иногда он провожает ее домой около двенадцати, иногда позже. Где они находятся в этот промежуток времени?
Она изменяет тебе, солдат. Пошли ей прощальный поцелуй…»
Его командир ел за завтраком копченую селедку. Копченая селедка пришлась ему не по вкусу. Кроме того, командир имел мозоль на левой ноге, и сегодня она особенно беспокоила его из-за перемены погоды. Бэкки имел угрюмый вид. Командир ненавидел солдат с угрюмым выражением лица. Он не любил солдат с любыми лицами.
Лег десять назад от него ушла жена. С тех пор он желал, чтобы всякого мужчину оставляла жена. Он завидовал черной завистью всем жившим в счастливом браке.
Он выслушал все благосклонно.
– Ну, естественно, – успокаивающе сказал он. – Для этого мы и существуем. Выслушаем вашу персональную проблему и поможем. Мы охотно прекратим для вас войну – или по крайней мере на короткое время приостановим ее, – пока ваши личные дела не придут в порядок. Я немедленно пошлю телеграмму в Вашингтон. Я уверен, что для такого случая получу согласие. Двух педель будет достаточно? Или вы предпочитаете четыре недели отпуска? – И в заключение словно ударил плеткой. – Убирайся вон! Заявление отклонено! Разойдись!
– Есть, сэр.
Солдат Пэдж отдал честь, повернулся на каблуках и вышел. На улице он был вынужден на минуту прислониться к стене. У него закружилась голова.
Лагерный туалет ранним утром был безлюден и пуст; от стен исходил ледяной холод.
Он вошел в умывальную в брюках и нижней сорочке. Осмотревшись кругом, убедился, что поблизости никого нет. Затем вынул из кармана брюк пистолет и положил его на край раковины. Было холодно, и от дыхания в воздухе поднималось небольшое облачко пара.
Он закурил сигарету, которую припас для этого момента. Потом стал ходить взад и вперед, как дикий зверь в клетке.
Бросив сигарету, придавил ее ногой, затем схватил пистолет. Он решил покончить с собой, хотел вечного покоя.
Рассохшаяся дверь, которая несколько раз тихо приоткрывалась и закрывалась, вдруг широко распахнулась. Его товарищ Робии бросился к нему. Он схватил поднятую руку Пэджа и вывернул ее за спину. Пистолет упал на пол. Затем он изо всех сил прижал Пэджа к умывальнику и ударом ноги отбросил оружие подальше.
Они возились недолго.
– Я так и знал, что здесь что-то неладно, – с яростью сказал запыхавшийся Робин. – Я все время наблюдал за тобой.
– Иди ты к черту! Кто просил тебя приходить сюда?
– Когда ты тогда прочитал это письмо и сидел, закрыв лицо руками, – уже нетрудно было догадаться, что ты замышляешь.
– Оставь меня в покое. Ты не сможешь меня удержать.
– Успокойся. Повернись и умойся холодной водой.
Он заставил Пэджа подставить голову под струю воды.
– Ну, так, – промолвил он, когда его товарищ пришел в себя. – Как теперь ты себя чувствуешь?
– Я больше не могу, Робин, – устало ответил Пэдж. – Я не могу этого вынести. Я уже не могу спать по ночам.
– Все это верно, но тогда ты хоть повидай этого мужчину. Съезди туда и выясни все сам. Только больше не поступай так.
Он сделал энергичный жест и пожал плечами:
– Кто знает? Может быть, все это неверно?
Пэдж вынул из кармана скомканный лист бумаги и показал его товарищу.
«Они встречаются около восьми возле своей скамейки, затем куда-то уходят. Иногда он провожает ее домой около двенадцати, а иногда позже».
– Все это правда, – с горечью сказал он.
– Тогда все равно поезжай. В конце концов, ты имеешь кулаки? Отвоюй ее. Нужно обязательно бороться за женщину, если не хочешь ее потерять. Со мной случалось подобное. Я дал одному парню отличный удар в подбородок, и на этом дело было закончено. С тех пор, – он щелкнул зажигалкой, – больше не было ни малейших неприятностей. Она сидела дома с раннего .утра до позднего вечера и присматривала за детьми.
– Мне не дали отпуска.
– Что еще за отпуск? У тебя есть ноги или нет? Можешь ты ходить по улице или нет? Ты должен только твердо уяснить себе: хочешь ли ты ее сохранить?
