О том, что события не были вымыслом, говорит эмоциональная реакция, вызванная воспоминаниями. Иначе этот эмоциональный всплеск оставался бы совершенно необъяснимым. Еще одна убедительная деталь: Кэтрин вспоминает, что она против своей воли встала с постели среди ночи и вышла на мороз, в темноту. "Я не хотела это делать", - несколько раз повторила девушка. Похищение вызвало у Кэтрин чувство беспомощности, какое, как она сказала, бывает, наверное, у жертв изнасилований. И наконец, я заметил в ее плаче другой оттенок: не только обиду и страх, но и грусть. Она назвала это сожалением, но, по-моему, это было нечто более глубокое. Я бы назвал это онтологическим шоком, то есть следствием
184
разрушения укоренившихся представлений о действительности. На это Кэтрин сказала: "Я вас понимаю. Или буду вынуждена это понять".
На следующий сеанс гипноза Кэтрин пригласила для поддержки свою подругу, с которой вместе работала в ночном клубе. Во время прошлого сеанса остался невыясненным весьма важный пункт: были ли на ней в рождественскую ночь 1990 года контактные линзы. Она не помнит, чтобы их надевала, но все хорошо видела, в то время как без линз у нее перед глазами все расплывается. После прошлых сеансов в Кэтрин жила тревога: девушка никак не могла понять, случались ли похищения в действительности или приснились. Не имея конкретных физических свидетельств, подтверждающих подлинность события, она чувствовала себя уязвимой в глазах современной науки, а главное - в глазах общественности. На нее могли смотреть как на безумную, она и сама сомневалась в своем рассудке. Она сказала: "Если бы меня изнасиловали, я могла бы обратиться в полицию. Нашлись бы улики. Они могли бы взять образцы, и люди не смотрели бы на меня так, словно я лишилась рассудка".
Во время второго сеанса релаксации она вначале кратко описала то, что предшествовало медицинскому эксперименту, проведенному с ней. Она заметила, что свет стал более приглушенным, снова упомянула полную потерю собственной воли. Самый главный из пришельцев, или исследователь, был повыше остальных, но все же ниже Кэтрин. У него была очень гладкая, серовато-белая кожа и никакой одежды. "Он смотрит на меня, как мы - на лягушку, которую собираемся препарировать на уроке зоологии", - заметила Кэтрин. Исследователь что-то говорит помощнику - существу, стоящему справа от него, и помощник уходит в угол комнаты, должно быть, ему приказано что-то принести. "Исследователь кладет мне руку на ногу, на бедро, - продолжает Кэтрин. - Рука холодная, но совсем не такая, какой бывает холодная рука у человека, а гораздо холоднее. Мне это неприятно. Приходит помощник и подает шефу
185
какой-то инструмент". Мне пришлось помочь девушке рассказать, почему она не могла сопротивляться. Она жалобно плачет: "Он это делает, а я не могу ему помешать. Он кладет руку на левое бедро и держит что-то в левой руке. Это конус, но на вершине к нему прикручено что-то еще, и он собирается вставить это в меня". Последние слова Кэтрин выкрикивает, громко рыдая. У нее пресекается голос. Она продолжает: "Он вставляет этот инструмент. Инструмент - холодный, даже холоднее его руки. Я чувствую, как он проникает все глубже и глубже внутрь. Мне кажется, что он достает до кишечника. И хотя инструмент проник очень глубоко, он не причинил боли. Больно не было, мне просто было противно. Они даже не спросили моего разрешения".
Инструмент задержался в правом боку, где-то около яичника, секунд на пятнадцать, по-видимому, отбирая образцы ткани. По окончании процедуры исследователь передал инструмент помощнику, и тот его унес. Хотя Кэтрин едва ли могла сориентироваться во время эксперимента, в ней сильно убеждение, что образцы тканей отбирались из слизистой матки, из шейки матки, а также из фаллопиевых труб.
Я спросил Кэтрин, появились ли у нее теперь, то есть во время нашего сеанса, после того как она вспомнила эксперимент, какие-либо ощущения во внутренних органах. Она не могла ответить на вопрос, но, оказывается, этим эксперимент не ограничился. Теперь в ее ноздрю вставили металлический инструмент длиной дюймов шесть. Я был несколько удивлен и заметил, что при такой длине инструмент должен был проникнуть в мозг. "Он для этого и предназначен, - заметила Кэтрин. Исследователь подошел ко мне с этой штукой, держа ее за рукоятку. Инструмент был длинный, гибкий. Исследователь как бы облокотился на мое плечо, совершенно не обращая на меня внимания. Он смотрел на мою ноздрю и засунул в нее свой прибор как мог глубоко. Мне было очень противно, потому что я не могла нормально дышать, потом инструмент уперся во что-то, а исследователь продолжал заталкивать его все глубже и глубже".
