Кирилл под столом пнул ногой Юлькину ногу: нашел время…
— А я… А мы — ничего.
Балыбин усмехнулся. Налил еще в стаканы водки.
— Гляжу я на вас и думаю, — начал он, — не хуже вы Ефимки и Антошки неотесанного. А только к чему ваша краса… Сиди, не ерепенься, — усадил попытавшегося возразить Юлю. — Ваша краса, что суп без приправы. Думаешь, отчего такие вкусные супы варит Зима-Лето? Корешки разные, травку кладет, приправу, значит… Вот так… А ваша краса, что суп без приправы. Делом надо, делом приправить красу-то. А Ефимка, гля, трра-а-кторист! Вот то-то!
Хотелось Андрею Балыбину парней, особенно Юльку, за живое задеть, в самую душу уголек бросить, чтобы запылала она ненавистью, разгорелась огнищем, да сам же от своих слов возбудился. Выскочил из-за стола, крупно зашагал по избе, гремя сапожищами.
— Тракторист да трактор, как бельмо на глазу теперь… А вы: хуже-лучше… — с сарказмом выдавил последние слова. Но вдруг успокоился, притих, сел за стол. Разлил еще водки по стаканам, из одного выплеснул себе в рот.
Видя, что на дворе уже порядком стемнело и Юля достаточно пьян, Балыбин притворно подосадовал:
— Ведра, поди, три испортил сегодня керосину — соль просыпал в него. Не горит после этого, хошь убей.
Водку уже допили, и Балыбин вытащил из-под лавки полчетверти медовухи. Наливая ее в стаканы, незаметно для Юльки моргнул сыну, дескать, не пей. И обратился к Юльке:
— К слову пришлось… Третьего дня твоя мать просила соли… Унеси-ка, а то все забываю, — подал он Юльке кошель, в котором было килограмма три соли.
Плохо соображая, спроваженный Юля плелся домой. Ночь стояла темная, еще по-весеннему прохладная. Кое у кого в окнах проблескивали светлячки лампушек. Дома по обоим берегам речки, словно курицы на насесте, прикорнув, сонно дремали.
Душно было в избе Балыбиных, и Юля шел в расстегнутой косоворотке. На улице он охлынул, голова немного освежилась, и к нему стала возвращаться способность мыслить.
Рос Юлька в небольшой семье: отец, мать, бабушка по отцу и он. Как помнит себя Юлька, отец все мечтал: сначала купить лошадь, потом вторую, потом скопить деньжат и открыть лавку. «Опосля поглядели бы: кто — кого!» — повторял он. В доме знали: хочется ему с Балыбиным потягаться. В семье страшно скупились. И на кусок хлеба, и на отрез материи. За скаредность в Ошлани звали семью Маричевых скупердяями.
Как-то маленький Юлька принес с улицы пуговицу. Хорошая была, с четырьмя дырками, перламутровая. Юлька хотел поиграть, но увидела пуговицу бабушка.
— Где взял? — зыкнула она было. — Нашел? Молодеч! Хозяином будешь!.. — похвалила Юльку и тут же спрятала ее в баночку из-под чая. — Отеч тя похвалит, — пообещала бабка.
За ужином она похвасталась поступком внука. Отец, скупой на похвалу, удостоил на этот раз Юльку ласковым взглядом.
Едва Юлька дождался следующего дня, чтобы тут же пуститься по улице в поисках пуговиц. Но они, как назло, не попадались. И потащил Юлька в дом все, что было хоть мало-мальски годное для домашнего хозяйства. Отец и бабушка не нахвалились им. Но сколько раз был бит Юлька мальчишками за воровство их немудрых игрушек. Однажды сверстники в отместку сыграли над ним шутку: посадили на липовое дерево, высоко от земли, дескать, поглядишь оттуда и увидишь, как на дне Потанки золото блестит. А сами с хохотом разбежались. Долго сидел Юлька на суку, боясь упасть. Тогда-то у него и случился впервые нервный тик — стало подергиваться правое плечо. Слезть с дерева ему помог Кирька Балыбин. С того и завязалась у них дружба.
Однажды, когда друзьям было уже лет по шестнадцать, Кирька предложил:
— Поймать надо Анфиску…
— Это зачем? — удивился Юлька.
— Поцеловать хочу…
— Фью, — свистнул Юлька. — Вот это да!
— Меня она боится — за версту обходит. Или за мамкину юбку держится, когда у нас работают. А тебе сподручнее, раз у тебя к ней никакого дела не имеется.
— Ну-у… — ошарашенный таким оборотом дела, Юлька стоял, открывши рот.
— Ну-у, загну-у, — в тон Юльке протянул Кирька и указательным пальцем щелкнул друга по ноздре. Юлька нервно дернул плечом.
Как и условились, подкараулили Анфиску они в вересниках, когда она шла из-за овинов: помогала там матери лен расстилать. Долговязому Юльке, чтобы замаскироваться, долго пришлось за кустом вереска сидеть на корточках. Где-то поодаль скрывался Балыбин. Ноги у Юльки онемели, заломило их от боли. Он уже подумывал плюнуть на эту затею, но страх перед силой Кирилла заставил его перебороть огромное желание распрямиться до хруста в суставах.
