— Моряком! Моряком!
Это не огорчило Юлиана: понятно — ребенок, да и вообще сейчас, в эту минуту, вряд ли что могло огорчить его. Но про себя все-таки отметил: «Хорошо, что не летчиком — все ж ближе к земле!..» А команды у него были приготовлены и на этот случай.
— Моряком? Ну, что же, будем начинать, — и громко, через паузы, стал командовать:
— По местам стоять, с якорей сниматься!.. Отдать швартовы!.. Полный вперед!
Завращались звездочки и шкивы, засверкали пальцы шнека. Всем телом комбайн задрожал, ожил и на глазах Кольки превратился в огромное живое существо. Колька замер, ему стало даже чуть-чуть страшно, но, почувствовав теплые сильные колени дедушки, мало-помалу успокоился. А комбайн, покачивая исполинскими боками, пошел и пошел по полю. Да если бы просто пошел, — он совершал нечто таинственное, загадочное: валок-лента плыла и плыла навстречу комбайну, он ловко подхватывал ее на себя, «проглатывал», но лента не убывала. Внутри комбайна что-то грозно ухало, и по всему его телу передавалась дрожь, которую ощущал на себе и Колька.
Проехали ползагона, и Колька понемногу осмелел. Стал вертеть головой по сторонам, приглядываться к работе комбайна. А ведь и правда похоже, что плывешь на настоящем корабле! Хотя Колька ни разу не бывал в море, но он видел по телевизору картины из матросской жизни. Ну, чем эта площадка на комбайне не капитанский мостик, чем колесо, которое крутит дедушка, не руль корабля? Эх, жаль, никто из Колькиных друзей не видит этого!
А дедушка нажимает какие-то рычаги, педали, и комбайн послушно выполняет его команды: то останавливается и, пофыркивая, начинает глотать сгрудившийся валок, то выбросит из большого ящика сзади аккуратненькую, издали похожую на спичечную коробочку, кучку соломы. Колька сквозь защитные очки видит на загоне и другие комбайны с облаками пыли над собой.
Так они объехали участок. Поравнявшись с Лидой, Юлиан остановил комбайн и, хотя бункер еще не был полным, крикнул шофера.
Вскоре в кузов машины полилось зерно. Оно струилось, отливало бронзой. Они оба, и Колька, и Юлиан, смотрели не отрываясь. Юлиану хотелось крикнуть внуку, дескать, смотри пуще, пуще смотри, — вот он, хлеб-то, откуда берется!
— Так кем будешь-то, Николай Николаевич? А? — спросил опять Юлиан, когда они слезли с комбайна.
И Колька, не задумываясь, ответил:
— Комбайн буду водить, как ты, дедушка.
— Комбайнером, значит… Это хорошо. Только в городе-то комбайны не ходят…
— Коленька! — сказала Лида. — Скажи дедушке, что мы остаемся в деревне.
Юлиан опешил:
— Как остаетесь? Насовсем, что ли?
— Конечно, папа. Поговорить с тобой некогда было: ты все у комбайна да у комбайна.
Юлиан присел на солому у копнителя. Помолчал, видать, переваривая услышанное.
— Ты-то ладно, а вот…
— За Николая не беспокойся, — торопливо, но твердо и уверенно сказала Лида. — Я пойду работать на ферму, а Николай экономистом в совхоз. Мы еще решили, когда Кольке было три годика, да ждали, пока Николай институт закончит.
Вот ведь как получается! Юлиан уж и не считал их своими, деревенскими. Отрезанный ломоть, думал о Лиде…
Он не слышал, о чем говорили Колька с Лидой (наверное, внук уже в который раз восторгался ездой на комбайне). Юлиан долго сидел молча и неподвижно, опустив на колени руки с недокуренной папиросой.
Ему показалось, будто что-то сладковато-приторное прокатилось в горле. Защипало глаза, как от едкого табачного дыма. Но папироса уже давно погасла…
4
Не каждую уборку погода балует хлеборобов. Юлиан помнит — всякое бывало. В иную жатву вначале погода поманит солнышком, а потом как пойдет поливать — удержу нет. Тогда мужики вспоминают анекдот о том, что всевышний по глухоте своей перепутал и льет не туда, где ждут и просят, а наоборот — где жнут и косят.
А нынче Юлиан рад погоде. Да и дела в звене пошли лучше. Маторин не зря мыкался по полям, по десять раз обговаривал, как да что. Запасные тележки поставили на полях — зерно на землю теперь комбайнеры не сваливают, друг дружке стали помогать больше, ведь в ответе за хлеб все звено. Если дело и дальше пойдет так же хорошо, прикидывает Юлиан, то с большим хлебом управиться можно недели за две, а там останутся семенники трав, кулижки недожатые — уберутся потихоньку.
