Переходя из тьмы во тьму, она не увидела ничего. Не было слышно ничего, кроме обычного шороха движущегося сообщества. Не было и смены запаха, или если он и был, то ее нос не был достаточно чувствителен, чтобы это отметить. И все‑таки она научилась отличать прикосновения своего работодателя. И с облегчением расслабилась.
Ты не ранена? спросил работодатель.
Нет, ответила она. Просто ноют суставы и другие чувствительные места. Я получила эту работу?
Конечно, получила. Ты должна сказать мне, если субконтрактор попытается принуждать тебя снова. Я сказал ему, что если он сделает тебе больно, я никогда больше не позволю тебе работать на него.
Спасибо.
Настал момент покоя. Потом наниматель погладил ее, успокаивая и одновременно доставляя удовольствие себе. Ты настаиваешь на этой работе, но ты не сможешь воспользоваться ею, чтобы сделать перемены, которые хочешь. Ты сама это понимаешь. Тебе не удастся изменить ни мой народ, ни свой.
Смогу, хотя бы немного, передала она. Сообщество за сообществом, человека за человеком. Если смогу, я стану работать быстрее.
И потому ты позволяешь обижать себя. Ты пытаешься помочь своему собственному народу увидеть новые возможности и понять перемены, которые уже произошли, но большинство из них не хотят ничего слушать и ненавидят тебя.
Я хочу заставить их думать. Я хочу рассказать им то, что человеческие правительства не хотят им рассказывать. Я хочу проголосовать за мир между твоим народом и моим, рассказав правду. Я не знаю, приведут ли мои усилия к чему‑то доброму хотя бы в перспективе, но мне надо попробовать.
Полечись пока. Отдохни окутанная, пока этот субконтрактор не вернется за тобой.
Ноа посигналила согласие и наступил еще один момент покоя. Спасибо, что помогаешь мне, хотя в это и не веришь.
Я хотел бы верить. Но ты не можешь добиться успеха. Прямо сейчас большие группы твоего народа ищут способы уничтожить нас.
Ноа вздрогнула. Я понимаю. Можете вы остановить их, не убивая?
Наниматель пошевелил ее. Погладил. Наверное, нет, посигналил он. И еще раз: нет.
* * *
«Переводчик», начала Мишель Ота, когда претенденты шли в комнату для собраний, «эти… штуки… они на самом‑то деле понимают, что мы разумны?»
Она проследовала за Ноа в зал собраний, подождала, чтобы увидеть, где сядет Ноа, и села рядом. Ноа обратила внимание, что Мишель Ота — только одна из двух среди шести претендентов, которые охотно садились рядом с ней даже на этой неформальной сессии вопросов и ответов. У Ноа была информация, в которой они нуждались. Она выполняла работу, на которую в один прекрасный день забросят любого из них, и все‑таки, ее работа — переводчик и личный представитель сообществ — и тот факт, что она могла ее выполнять, была причиной того, чтобы ей не доверять. Вторым человеком, кто хотел сидеть рядом, была Сорель Трент. Она не интересовалась духовностью чужаков — какая бы ни была эта духовность.
Четверо других кандидатов на работу предпочитали оставлять между собой и Ноа пустые кресла.
«Сообщества, конечно, понимают, что мы разумны», ответила Ноа.
«Я хочу сказать — я знаю, что вы работаете на них.» Мишель Ота взглянула на нее, поколебалась и продолжила: «Я тоже хочу на них работать. Потому что они по крайней мере нанимают. Ведь почти никто больше работу не предлагает. Но что они думают о нас?»
«Скоро некоторым из вас они предложат контракты», сказала Ноа. «Они не тратили бы время на это, считая вас просто скотиной.» Она откинулась в кресле, глядя, как некоторые из шести других людей в комнате берут с буфетов воду, фрукты или орехи. Еда была хорошей, чистой и бесплатной для них, независимо от того, наняты они или нет. И для большинства, она знала, это была первая еда в этот день. В теперешние депрессивные времена продовольствие дорого, и большинство людей счастливы, если удается поесть хотя бы раз в день. Ей нравилось видеть, как они этому радуются. Именно она настояла, чтобы в зале заседаний во время сессий вопросов и ответов была еда.
Она сама наслаждалась редким комфортом носить обувь, длинные черные хлопчатые брюки и цветастую текучую тунику. И здесь стояла мебель, спроектированная для человеческого тела — мягкие кресла с высокими спинками, на которое можно сесть, и стол, где можно положить руки. В ее жилых помещениях в Пузыре Мохаве такой мебели не было. Она подозревала, что теперь сможет заиметь по крайней мере мебель, если попросит своего нанимателя, но не просила и не попросит. Человеческие вещи предназначены для человеческих же мест.
