Тут я обнаружил, что и медленное скольжение имеет свои приятные стороны. Даже поставив парус прямо по ветру, я мог свободно двигаться в санях, не опасаясь внезапного поворота. Преодоление каждого подъема я воспринимал, как большой успех, который я мог еще больше развить на спусках.
В такие минуты парус хлопал по рее, мгновенно опять наполнялся ветром и, как мне казалось, с удвоенной силой тащил меня вперед.
Солнце уже прошло полдороги по небу, когда я заметил Лучистую Сим.
Она бежала впереди меня, сначала такая далекая, что казалась маленьким бронзово‑красным пятнышком на белом фоне снега.
При таком ветре прошло много времени, прежде чем мне удалось поравняться с ней. Помню, какие‑то полчаса я думал, что это мужчина, не только потому, что это казалось наиболее правдоподобным — одинокий путешественник может быть только мужчиной, — но также судя по высокому росту, скорости, с которой она двигалась и которую могла поддерживать, кажется, до бесконечности.
При виде ее я испытал какой‑то непонятный страх. Она держалась южной стороны дороги, и если бы я ехал по северной, то в тот момент, когда обгонял эту женщину, нас разделяло бы не более ста метров. Она могла представлять для меня опасность. Но если бы я проехал мимо нее без задержки, то потерял бы возможность получить информацию. С другой стороны, если бы я остановился, то потерял бы превосходство, которое давала мне скорость саней.
Когда расстояние между нами уменьшилось и я мог наблюдать за ее движениями, то пришел к выводу, что это должна быть женщина, хотя она бежала обычным длинным шагом хорошо тренированного мужчины‑легкоатлета. Я также отметил, что у нее не было никакого оружия, кроме обычной палки, ненамного длиннее тех, которые применяли виггики для своих метателей, с той лишь разницей, что у нее она была совсем простой по форме.
Я направил сани к ней. Она, должно быть, услышала скрип полозьев по замерзшему снегу, так как, не снижая темпа бега, повернула голову в мою сторону. Может, она и удивилась, но ее лицо не относилось к тем, по которым можно было читать чувства. Даже сейчас, после десяти часов, проведенных вместе, я не умею читать его выражение. Тогда же, когда я впервые увидел ее, то разглядел только темные глаза и высокие, выдающиеся скулы.
Нас все еще разделяло большое расстояние, поэтому мы могли общаться друг с другом только при помощи крика. Помогая себе жестами, я спросил ее, не хочет ли она сесть в сани. Она коснулась рукой подбородка, что означало согласие, после чего, не ожидая, пока я приторможу или остановлюсь, несколькими прыжками преодолела разделявшее нас расстояние и без усилий впрыгнула в сани, усевшись на решетки, служившие платформой для транспортировки тела нашвонка.
— Ты хорошо бегаешь, — вместо приветствия сказал я.
— То, что у тебя, лучше. Если бы не ты, мне бы пришлось вскоре остановиться. Ты не можешь ехать быстрее?
— Нет, ветер слабый. Хотя, постой, сейчас мы начнем двигаться немного быстрее. Видишь, парус уже наполняется ветром.
В действительности я начал опасаться, как бы дополнительная тяжесть ее тела не повлияла на скорость нашего передвижения.
— Куда ты едешь?
Я сказал ей, что пытаюсь догнать Большие Сани.
— Они не подождали тебя? Почему? Ведь ты один из них.
— Если они и ждут, то я ничего об этом не знаю. А куда бежишь ты?
Она неожиданно улыбнулась, обнажив красивые белые зубы.
— Я тоже хочу догнать Большие Сани.
Вначале мне показалось, что это нечто вроде лести, означавшей, что она пойдет со мной повсюду — куда я, туда и она. Видимо, она догадалась об этом по выражению моего лица, поскольку тут же пояснила:
— Ты мне не веришь, но это правда. Ловец Рыб мертв и поэтому Сани — единственное место, где мне хотелось бы находиться.
Я спросил, кто такой этот Ловец Рыб.
— Один из наших. Кто‑то ударил его палкой в лицо. Он очень терпел, когда прибыли Большие Сани. Мы перенесли его тело на них. Его было так жаль…
Она замолчала, и я не очень был уверен в том, правильно ли будет продолжать расспрашивать ее дальше.
Мы доехали до длинного подъема и я воспользовался паузой, чтобы спрыгнуть с саней и немного подтолкнуть их.