Де Франко сидит за столом напротив эльфа и на миг вдруг погружается в сон — не в настоящий сон, в недавнее прошлое: все составляющие сна, что окружают его сейчас, чуть менее отчетливы, чем когда все это происходило, поскольку они были пропущены через человеческие глаза и человеческие уши, а человек замечает куда больше и многим меньше, чем происходит в мире на самом деле…
…земная твердь вспухает с зубодробительным грохотом, земля водопадом обрушивается вниз, снова и снова, и Де Франко с трудом поднимается на колени; комья с лязгом отскакивают от его брони. Быть может, то место, куда он стремится, через мгновение превратится в воронку, быть может, в тот же самый миг станет воронкой то место, где он стоит сейчас. Задумываться об этом некогда. Есть всего один способ выбраться с этого предательского склона — идти вперед, не останавливаться. Де Франко корежится и корчится под тяжестью брони, на миг ослепнув, когда система дыхания не справляется с подачей воздуха, но горло у него уже дерет от переизбытка кислорода за три дня на поверхности. Черт бы побрал это снаряжение, которое докучает ему гораздо изощреннее, чем неприятель, на этом последнем, затяжном переходе в безопасность подземных туннелей…
Он возвращался домой, Джон Де Франко, если только дом все еще был на месте и снаряды, смявшие в этом секторе их защиту, не ликвидировали ее повсюду и не разгромили их базу в пух и прах.
Эльфы наконец‑то пронюхали, где уязвимое место у этой системы вооружений, вот что, и Де Франко клял их на чем свет стоит, а пот заливал глаза, и кислородная смесь щипала горло и ударяла в голову не хуже вина. Здесь и там снаряды сотрясали воздух, землю и его кости, и в который уже раз силой взрывной волны его подбрасывало в воздух и шарахало о перепаханную землю, ушибленного и помятого (и если бы не броня, быть ему мертвым и нашпигованным шрапнелью). И немедленно деревянные и металлические обломки начинали со звоном отскакивать, а следом за ними под воздействием силы тяжести барабанной дробью обрушивались комья земли вперемешку с камнями и глыбами побольше.
А потом, не попав непосредственно в зону обстрела и не погибнув, он вновь отдирал от земли свое покрытое испариной человеческое тело, перенося тяжесть брони на гидравлические сочленения и отчаянно заставляя пятьдесят кило неподатливой керамики и механизмов и девяносто кило дрожащей человеческой плоти пуститься валким, обессиленным бегом.
Бежал, падал, снова бежал и сбивался на шаг, когда головокружение становилось совсем невыносимым, и даже не тратил время на то, чтобы уворачиваться.
Но в какой‑то миг толчки прекратились, и вызванное обстрелом землетрясение кончилось, и Де Франко, пробиравшегося по изрытому воронками склону, ошеломила тишина. Его нетвердая поступь замедлилась, и он, неуклюже затоптавшись в броне, обернулся назад. Вся задымленная ложбина промелькнула перед забралом шлема, озаренная призрачной зеленой индикационной сеткой, которая бешено мерцала и говорила ему, что его глаза мечутся в панике, пытаясь охватить больше, чем ему нужно. Он испугался, что оглох, так сильно ударила эта тишина по его истерзанным ушам. Он слышал гудение вентиляторов в шлеме и броне, но этот звук преследовал его повсюду, даже по ночам снился, так что, возможно, он звучит у него в голове, а не в ушах. Он грохнул затылком по керамической стенке шлема и услышал глухой стук, хотя и отдаленный. Значит, со слухом все в порядке. Лишь дым да изрешеченный воронками унылый пейзаж напоминали об обстреле.
