Управитель рассмеялся сдобно:
— Што я фижу? Господин секунд-ротмистр вольнодумный филозоф, фольтерьянец[32])!
— Где уж нам! — отмахнулся ротмистр. — Не до вольтерьянства, государь мой. Смотришь, как бы абшид[33]) не получить, до пенсии бы дослужиться. Дотяну вот как-нибудь до бригадира[34]), и сам уйду.
— Што так скоро? Пример? — удивился Шемберг.
— А ну их к лешему! Загонят в такую вот дыру, вроде нашей фортеции. Кроме солдат, людей не видишь. А тут еще, что ни год, бунты. Не на бранном поле, не в бою с честным врагом голову сложишь, а зарежут тебя, как барана, башкиры иль киргизы скуломордые. Опасная у нас на линии служба, покою совсем нет. Да ведь сами помнить изволите, ежели давно в здешних краях, Батыршу[35]) усмирили, Салаватка Юлаев[36]) забунтовал, а за ним, вот извольте, Пугачев Емелька объявился. Ну, этот-то наш, русский, а потому мысль имею — труднее с ним справиться будет.
Агапыч воинственно взмахнул кочергой:
— Я бы оных мятежников и воров, на страх другим, смерти нещадно предавал бы и даже жилища их разорял бы до основания!
— Ишь ты, сударь, какой кровожаждущий, прямо паша трехбунчужный[37]), да и только! — засмеялся ротмистр.
— А какофо мнение фаше, господин секунд-ротмистр, — начал осторожно Шемберг, — опасен ли мятеж сей и серьезного потрясения империи не вызовет ли он? Пример?
Шаря по столу трубку, ротмистр ответил:
— Думаю, что времена Разина не повторятся, но все же нашему краю опасность грозит немалая. Приготовиться ко всему надо.
— А зашем он к нам в горы полезет? Пример? — удивился Шемберг.
Агапыч, прикладывая для раскурки уголек к трубке ротмистра, ответил поспешно:
— Да што ты, батюшка? Емелька-то хоть и мужик-cep, да смекалку у него чорт не съел. Он знает, что здесь, на горных заводах, пушки льются, пороху а из работных наводчиков набрать можно. Прямой ему расчет за Сакмару броситься. А для чего ж он и Хлопушу-то сюда к нам направил, — все для этого!
Ротмистр захохотал, выпустив густой клуб дыма, словно из пушки выстрелил:
— А из тебя, сударь, неплохой бы стратег[38]) вышел. Клянусь честью! — и, обращаясь к Шембергу, сказал уже серьезно: — Ваш шихтмейстер прав. Крестьяне Пугача не поддержат, ничего он не добьется своими дурацкими манифестами, не поверят они его авантюрьерскому вранью и галиматье его глупей[39]). В его шайку пойдет лишь инородь: она будет как бы его легкой кавалерией, а за пушечным запасом он кинется сюда, в горы. Расчет господина шихтмейстера вполне верен.
По кислому лицу Шемберга можно было видеть, что он отнюдь не радуется верности расчета своего шихтмейстера. И чтобы переменить неприятную тему разговора, он спросил:
— А как дело с Оренбургом? Как поживает мой камрад, генераль-губернатор Рейнсдорп?
Ротмистр вдруг прыснул по-мальчишечьи, даже закашлялся от смеха:
— О, ваш кадрильный генерал молодец!
— Пошему кадрильный генераль? Пример? — поднял строго брови управитель. — Такие глюпие слофа подрывают решпект[40]) губернатора и…
— Те-те-те, батенька мой! Эво куда вы хватили — решпект! Я сам человек военный, и для меня субординация[41]) на первом месте. А просто это анекдот, рацея[42]) презабавная, от которой реномэ его превосходительства нисколь порухи не терпит. А почему кадрильный — извольте выслушать. Еще в начале прошлого месяца[43]) доносили ему о злодейских умыслах Емельки, но его превосходительство мер принять не соизволил, а двадцать второго, по случаю коронации монархини нашей, спокойненько пир задал на весь город, парад, бал, развальяж полный! Никто и не заметил в суматохе, как к дому губернаторскому казачок подскакал с рапортом от начальника Нижне-Яицкой дистанции[44]), полковника Елагина. Только его превосходительство хотели в кадрили пройтиться, а ему адъютант рапорток и сунь в руки. Прочел его ваш камрад и даже за голову схватился: «Боже мой, — говорит, — Илецкий городок самозванцем на слом взят, население, субверсии[45]) подверженное, его с хлебом-солью встретило, а теперь он сюда, на Оренбург, двигается». Дама его, жена ратмана[46]), натурально ждет, когда ее кавалер от дел освободится, чтобы в кадрили пройтись. А генерал вытаращил на нее свои буркалы, да как гаркнет: «Чего, матушка, ждешь? Домой поезжай, теперь кадриль другая пойдет, в той кадрили. ты мне не пара!..»
