Тем временем события в Париже развивались следующим образом.
После того, как весной 1796 года был раскрыт заговор Бабефа, побежденные в Вандемьере роялисты снова приободрились и подняли головы. Но они не учли и на этот раз, что массы новых землевладельцев желают для защиты своей собственности сильной полицейской власти, а не возврата династии Бурбонов, которая всегда будет дворянской, а не буржуазной монархией, а поэтому с ней вернутся феодализм и эмиграция, которая потребует обратно свои земли.
Но тем не менее роялисты из всех контрреволюционных группировок были лучше всех организованы, сплочены и снабжены помощью и средствами из-за границы, а поэтому они играли главную роль в подготовке низвержения Директории весной и летом
1797 года. Всякий раз частичные выборы в Совет пятисот давали явный перевес правым, а иногда даже откровенно роялистским элементам. Даже в самой Директории были колебания. Так Бартелеми и Карно выступали против решительных мер, а Бартелеми даже сочувствовал многому в поднимающемся движении. Остальные три директора — Баррас, Ребе ль и Ларевельер-Лепо — постоянно совещались, но так и не могли прийти к однозначному решению.
Одним из обстоятельств, которые вызывали эти сомнения, было то, что генерал Пишегрю, завоевавший Голландию в 1795 году, оказался в лагере оппозиции.
I-л'о избрали президентом Совета пятисот — главой высшей законодательной власти в государстве, — и он готовился к нападению на республиканских «триумвиров», как называли трех директоров — Барраса, Ре-беля и Ларевельера-Лепо.
Несмотря на то, что Наполеон воевал в Италии, он продолжал внимательно следить за всем, происходящим в Париже. Он прекрасно видел, что республике грозит опасность. Сам Бонапарт республику не любил и мечтал о ее удушении, но он вовсе не хотел, чтобы это сделал кто-то другой. Еще меньше он хотел того, чтобы с падением республики к власти вернулись Бурбоны.
Тут и произошло событие, которое повлияло на последующий ход истории. В один из майских вечеров
1797 года Бонапарту, который находился в Милане, прибыла экстренная эстафета от его генерала Бер-надотта из Триеста. Ему был передан портфель, отнятый у некоего графа д’Ангрега, роялиста и агента Бурбонов, который, спасаясь от французов, бежал из Венеции в Триест и там был арестован. В портфеле этом находились убедительные доказательства измены генерала Пишегрю — материалы его тайных переговоров с агентом принца Конде, Фош-Борелем, что явилось свидетельством его давнего предательства делу республики.
Но Бонапарт не спешил отправить найденные бумаги в Париж Баррасу, потому что в одной из бумаг, и при этом в самой важной для обвинения Пишегрю, агент Бурбонов Монгайар писал, что побывал в Италии у Бонапарта, в главной квартире его армии и пытался вести с ним переговоры. Монгайар действительно мог под каким-нибудь предлогом побывать под чужим именем у Бонапарта, но Наполеон решил, что лучше эти строки уничтожить. Он приказал доставить к себе д’Ангрега и предложил ему переписать этот документ, убрав лишние строки, а затем подписать его. Д’Ангрег под угрозой расправы сделал все, что от него требовали, после чего ему было устроено мнимое бегство из-под стражи. После этого документы были отправлены в Париж. Это дало возможность «триумвирам» начать действовать. Они стянули верные себе дивизии в Париж, дождались отряда генерала Ожеро, которого Бонапарт спешно отправил из Италии в Париж на помощь ди
ректорам. Кроме этого, Бонапарт прислал 3 миллиона франков золотом для усиления средств Директории в предстоящей борьбе.
18 фрюктидора (4 сентября 1797 года) в 3 часа ночи Баррас приказал арестовать двоих умеренных директоров. Бартелеми был схвачен, а Карно успел бежать. После этого начались массовые аресты роялистов, чистка Совета пятисот и Совета старейшин. Арестованных ссылали в Гвиану. Были закрыты заподозренные в роялизме газеты, произошли массовые аресты в Париже и провинциях.
Пишегрю — председатель Совета пятисот — тоже был схвачен и увезен в Гвиану. Никакого сопротивления переворот 18 фрюктидора не встретил. Плебейские массы ненавидели роялизм больше, чем Директорию, и открыто радовались удару, который надолго сокрушил приверженцев династии Бурбонов. «Богатые секции» на этот раз на улицу не вышли, так как хорошо помнили страшный вандемьерский разгром, который учинил им при помощи артиллерии в 1795 году генерал Бонапарт.
