Шагая вниз, Александр Иванович не отказывал себе и в удовольствии полюбоваться милой его сердцу балетной, гармоничной какой-то ладностью движений работающих в НПВ; даже останавливался понаблюдать время от времени. Отступал ли человек, чтобы принять в гнезда опускаемую краном часть стены, завинчивал ли гайки, налегал ли на дрель, подтягивал ли сварочный кабель – во всех действиях была упругая сбалансированность, спокойная, степенная гибкость. «Ну как рыбы в воде, а! Знают НПВ уже не умом, а телом».
Да, пожалуй, так: работники чувствовали неоднородное пространство вокруг себя, как воду, были уверенными пловцами в переменчивом море материи. Эта сбалансированность, чувство пространства как упругой среды сохранялись у них, и когда они возвращались в однородный мир, сохранялись радовавшей глаз грацией и собранностью: по ним и в городе можно было отличить работавших в Шаре. «Великолепное все-таки существо человек! – думал на ходу Корнев. – Вот связь и координацию с трудом подгоняем к НПВ, электротехнику всю приходится на постоянный ток переиначивать. А человека переделывать не надо: присмотрелся, повертелся – и работает!»
На последнем этаже кольца, на «днище», где собирали и отлаживали подъемный механизм, Корнев столкнулся с референтом Синицей.
– А где?… – спросил главный инженер.
– На той стороне. Они вникают сами.
– И как?
– Они склоняются войти в положение.
– Что же ты их одних покинул? Они ведь непривычны. Не дай бог свернут свою превосходительную шейку… другого ж пришлют.
В просторном помещении с оконными проемами без рам вокруг Авдотьина сгрудились монтажники и наладчики. Судя по лицу зампреда, не он им доказывал, а они ему.
– А то шо ж я: утром ушел и утром пришел! – говорил один, трогая темным пальцем костюм Федора Федоровича. – Буду дома крутиться весь день как неприкаянный, жинке мешать. И думаю я там все время про эти кванты, как так получается?… Оно мне надо! Перед сынишкой и то неудобно, ему в школе вон сколько задают. Работать надо с утра до вечера.
– Конечно, – поддержал другой работник, – так все привыкли: утром на работу, вечером с работы. Пусть нам задают, чтобы выходило на полный день. Оно и заработок, и дело хорошо движется.
– А иначе нужно десять смен в сутки, – вмешался третий. инженер, судя по виду. – Масса людей, обезличка, не с кого качество спросить.
– Все это так, – подал голос Авдотьин. – Но ведь вам придется находиться здесь фактически по многу дней – в отрыве от внешнего мира, без семьи, без удобств…
– О!.. – загомонили работники. – Это мы сами все обеспечим. Наш девиз: о себе не позаботишься, никто не позаботится!
– А шо касается семьи, дорогой товарищ, – снова вступил тот, с темными пальцами и зычным голосом, – то наш режим работы сказывается благотворно на семейных отношениях. Оч-чень благотворно! Во-первых, заработок – как у прохвессора. Во-вторых. жены, как известно, ценят нас не только за заработок… – Он конфиденциально склонился к зампреду. – Я не буду называть фамилий, но есть тут у нас один товарищ в летах… так ведь у него до драмы доходило. Раз, слышь, в неделю – и все, и привет. А жена молодая, и, естественно, он в ней не уверен. Мы с ним рядом живем…
– Э, да будет тебе, балаболка, будет! – Пожилой дядя. на которого стали посматривать, побагровел, отошел.
Корнев, наблюдавший сцену от дверей, узнал: бригадир Никонов – тот, что выкладывал кривую трубу и хотел уволиться. Не уволился, вошел во вкус, стремится повыше. А насчет жены сам. чудак. раззвонил, теперь обижается.
– Нет, я, боже избавь, не хочу сказать, что там что-то такое имело место, – продолжал зычный. – Но – не уверен человек в такой ситуации: подозрения, ревность, сцены… что было, то было. Оно ж через забор слышно. А теперь – каждый вечер человек возвращается, будто из долгой командировки… и как, слышь, молодожен! И все в порядке, окрепла семья.
Он выразительно согнул руку в локте. Работяги ржали. Зампред молодо блестел глазами.
– Валя, там действительно все в порядке, – негромко сказал референту Александр Иванович, – моего участия не требуется. Они сами все докажут – рабочий же класс!.. Мы разминулись.
