– Мне показалось, ты хотел поберечь меня.
– С чего ради?
– С того, что я женщина! Слабая, нервная, впечатлительная!
Он наконец разогнулся, взял ее за подбородок и захохотал:
– Это ты слабая? Ты нервная и впечатлительная?! Да я рядом с тобой чувствую себя хрупкой и нежной европейской безделушкой. А ты… ты вчера была просто великолепна! Во-первых, даже не пикнула, увидев обезображенный труп. Во-вторых, четко и по-деловому опознала изъеденную марганцовкой звезду. В-третьих, абсолютно со всех – с соседей, с оперативников, с криминалистов, со следователей прокуратуры и даже с журналистов – пыталась стрясти деньги на ремонт своей комнаты!
В-четвертых…
Дина открыла дверь.
– До свидания! – четко выговорила она и зачем-то по-военному отдала Левину честь.
– Пока, – поклонился Левин и взял чемодан. – Пока! – Он шагнул за порог.
– А ты читал утренние газеты? – хмуро спросила Дина, глядя ему в спину.
– Мне нет дела, что пишут местные борзописцы. – Левин остановился и обернулся. – А ты что, с утра носилась в киоск?
– Нет, кто-то сунул пачку газет в наш ящик.
– Опять привидение?
– Я думаю, газеты купил и принес Филипп Филиппович.
Левин пожал плечами.
– Ну, я пошел.
– Иди.
Левин спустился на три ступеньки вниз.
– Мне кажется, ты не хочешь меня отпускать, – не оборачиваясь, сказал он.
– А мне кажется, не очень-то ты собираешься уходить!
– Ну почему же – пока! – Он обернулся, выразительно помахал ей рукой и пошел вниз.
– Стой!
– Стою. – Он замер с занесенной для шага ногой.
– Иди.
Левин спустился почти на пролет, но вдруг резко развернулся, перескакивая ступени, взлетел наверх и остановился перед распахнутой дверью.
– Я не уйду, если…
– Ты ставишь условия?
– Целых два. Ты бросишь курить и будешь мыть пол три раза в неделю!
– Уходи.
– Бай! – помахал он ей рукой.
– Стой! Я буду мыть пол раз в неделю и курить на балконе.
– Два раза в неделю и перейдешь на одну сигарету в день!
– Х…хорошо. Я попробую. Но тогда ты должен не пачкать зубной пастой зеркало ванной и опускать унитазную крышку после того, как… ну…
– А я пачкаю?
– Еще как!
– И не опускаю?
– Никогда!
– Тогда я лучше в гостиницу.
– Ну и черт с тобой, топай! Шуруй! Эта квартира будет моей! Пятьдесят восемь квадратных метров! Потолки три с половиной! Комнаты раздельные, пять минут до метро и…
– И вид из окна на храм Спаса Преображения, – задумчиво закончил Левин. – Пожалуй, останусь. В гостинице дорого, тараканы, нечистые на руку горничные и еще неизвестно какой вид из окна.
– Мы ведем себя, как торговки на рынке! Ты мог бы просто остаться, и все. – Дина устало села на корточки у стены.
– Не мог. Не мог я просто остаться. Ты должна была умолять меня никуда не уходить! Кстати, – Левин открыл чемодан и продемонстрировал Дине его пустое нутро. – Я и не собирался ни в какую гостиницу! Что я, дурак?! – Он захохотал и зашел в квартиру.
Подпрыгнув, словно ужаленная, Дина побежала за ним.
– Я курю, где хочу! Сколько хочу! И ни при каких обстоятельствах не беру в руки половую тряпку! – завопила она ему в спину.
– Ну хорошо, тогда я чищу зубы в обнимку с зеркалом и писаю на стульчак сколько душе угодно, – хохотнул Левин.
– Ты… ты… – задохнулась от негодования Дина.
– Немедленно принеси мне мои газеты! – крикнул он из своей комнаты, закидывая чемодан на шкаф. – Почему я до сих пор не читал прессу?!
Она веером швырнула ему кипу газет и прошипела, пролаяла, нет – ласково сообщила:
– Вечером ты гуляешь собаку. С пакетиком и совочком!!!
У всех был выходной, страна продолжала праздновать любимый весенний праздник, а Титов горел на работе. Ни раньше, ни позже, а сегодня с утра пришла партия тренажеров, которые Клим ждал уже несколько месяцев. Первый зам был никакой, второй тоже лыка не вязал и даже, кажется, забыл, кто такой Клим Кузьмич, поэтому ехать на склад к поставщику, чтобы подписать договор, пришлось самому. Владлен, конечно, не подвел, сел за руль свежий, трезвый и благоухающий, как июньский пион.
– Владлен Борисович, – капризно простонал Клим, – ну почему все люди как люди, у всех праздник как праздник, а я как дебил тащусь через весь город получать эти гребаные немецкие тренажеры?
