Гёдерт и сам понимал, что занимается он не тем. И начал пить. Стив Гёдерт тоже держал в доме пистолет и однажды воспользовался им не для защиты от взломщиков. После его самоубийства Индира начала работать самостоятельно. Детективное агентство перешло к ней, но названия она не меняла, оставив над входом вывеску с именем Гёдерта.
— Да, давно мы не виделись, — сказала она.
— Ты его любила?
— Не твое дело.
— Ты его погубила.
— Неужели ты веришь, что я обладаю подобной властью над мужчинами? — Индира двинулась на стуле. — Чем могу быть полезна, капитан Перлмуттер?
— У тебя есть человечек по имени Рокки Конвелл.
Индира не ответила.
— Я знаю, он работает на тебя неофициально. Это меня сегодня не интересует.
Не дождавшись реакции, он шваркнул по столу скверным полароидным снимком мертвого Конвелла.
Индира мельком глянула на фотографию, готовая к отпору, но ее глаза невольно расширились.
— Боже мой!
Перлмуттер ждал. Индира молчала. Некоторое время она смотрела на снимок, затем привалилась к спинке стула и запрокинула голову.
— Его жена сказала, он работал на тебя.
Индира кивнула.
— Чем он занимался?
— Работал в ночную смену.
— Что он делал во время ночных смен? — терпеливо спросил Перлмуттер.
— В основном выбивал неоплаченные кредиты, иногда доставлял повестки…
— Еще что?
Индира не ответила.
— В его машине мы нашли длиннофокусный фотоаппарат и бинокль.
— И что?
— Он за кем-то следил?
Индира посмотрела на него увлажнившимися глазами.
— Ты считаешь, его могли убить на работе?
— Довольно логичное предположение, но я не смогу сказать наверняка, пока ты не объяснишь, чем он занимался.
Индира отвела глаза и начала тихо раскачиваться на стуле.
— Позавчера ночью он работал?
— Да.
Пауза.
— Что он делал, Индира?
— Я не могу сказать.
— Почему?
— У меня клиенты, а у них есть права. Ты же знаешь порядок, Стью.
— Ты не адвокат.
— Нет, но могу же я выполнять заказы какого-нибудь адвоката!
— Не хочешь ли ты сказать, что твой клиент — прокуратура?
— Я ничего не собираюсь говорить.
— Тебе снова показать снимок?
Индира слабо улыбнулась:
— Думаешь, это развяжет мне язык? — Но все же взяла фотографию и вгляделась в изображение. — Кстати, не вижу крови.
— А крови не было.
— Не огнестрел?
— Нет. Ни ножевых ран, ни пулевых отверстий.
Индира нахмурилась:
— Как же он умер?
— Пока не знаю — вскрытие не окончено. Но если тебе интересно, у меня есть версия.
Интересно ей явно не было, но она медленно кивнула.
— Он задохнулся.
— Ты хочешь сказать, его удавили?
— На шее нет странгуляционной борозды.
Индира помрачнела.
— Рокки был настоящий гигант, сильный, как бык. Наверняка его отравили или сделали что-нибудь в этом роде.
— Да нет, патологоанатом сказал, у него размозжена гортань.
Индира непонимающе подняла глаза.
— Я говорю, горло у него раздавлено, как яйцо.
— Ты хочешь сказать, его задушили руками?
— Пока не знаем.
— Он был очень силен, — усомнилась она.
— За кем он следил? — спросил Перлмуттер.
— Знаешь, дай-ка я позвоню. А ты пока подожди.
Перлмуттер подчинился. Ждать пришлось недолго.
Когда Индира вышла, ее голос звучал резко.
— Я не могу с тобой говорить, — сказала она. — Извини.
— Приказ прокурора?
— Не могу с тобой говорить.
— Я приду снова — с ордером.
— Удачи, — попрощалась Индира, отворачиваясь. Отчего-то Перлмуттеру показалось, что она не шутит.
Вместе со Скоттом Дунканом Грейс второй раз приехала к «Фотомату». Когда они вошли в ателье, Грейс похолодела: Бородатого Пушка за стойкой не оказалось.
Помощник менеджера Брюс был на месте. Он тут же надулся, как воздушный шар, однако стоило Дункану на секунду сверкнуть у Брюса перед носом жетоном, тот моментально съежился.
— Джош ушел на обед, — сообщил он.
— Куда он ушел, вы знаете?
— Обычно ходит в «Тако белл», в конце этого дома.
Грейс знала, где «Тако белл», и почти побежала туда первой, боясь вновь упустить след. Едва войдя в пропахшую жиром забегаловку, она заметила Джоша.
Что интересно, Джош тоже заметил ее и вытаращил глаза.
Рядом с Грейс вырос подоспевший Скотт Дункан.
— Это он?
Грейс кивнула.
Джош — Бородатый Пушок, по обыкновению, недовольный, сидел, опустив голову так, что волосы свешивались на лицо, как вуаль, и вгрызался в тако, словно маисовая лепешка оскорбила его любимую грандж-группу. Наушники были на месте, провод свешивался в сметану. Грейс не хотелось пускаться в нравоучения, но когда подобная музыка сутки напролет компостирует подростку мозги, к добру это не приведет. Вообще Грейс любила музыку. Оставшись одна, она включала плейер погромче, пела и даже танцевала, так что музон или громкость были тут ни при чем. Но как воздействует на психическое здоровье юнца агрессивная жесткость, кувалдой бьющая в уши по многу часов подряд? Из темницы слуха, единственных стен для звука, если перефразировать Элтона Джона, не убежишь. Туда не долетают звуки жизни, разговоры. Искусственный саундтрек к человеческой жизни.
