Он преградил мне путь.
– Стой.
– У меня клаустрофобия.
– Нет у тебя клаустрофобии.
– Хоть мне и кажется романтичным болтать среди совков и тряпок, но, Уилл, думаю, надо заканчивать этот разговор. Дай знать, если захочешь поболтать в другом месте, где есть кислород, а пока желаю удачи с колледжем.
– Не обижайся на меня.
– Я не обижаюсь.
Ложь была такой явной, что Уилл нахмурился. Ну и пусть.
– Мы опаздываем. Пошли.
– Нет.
– Ладно. Тогда располагайся.
Я протиснулся мимо него и открыл дверь. Свежий воздух и свет. Уилл замешкался. Словно ожидал, что я вернусь к нему ненадолго. Для чего? Чтобы провести очередную душераздирающую беседу? Поцеловать его? В чертовом – даже поверить не могу, что это скажу, – чулане? Ни за что.
Он за мной не последовал, и я мило ему улыбнулся и захлопнул дверь. Прямо перед его носом. Затем уставился на дверь, удивленный собственной наглостью. Я не знал, что у меня есть столько дерзости. И чувствовал себя слегка виноватым, но еще больше я был под впечатлением от своей персоны.
С крошечным смешком, который подозрительно смахивал на всхлип (но такого и быть не могло, потому что я обещал больше не плакать), я повернулся на каблуках и поспешил на урок, не оглядываясь.
Вышел Уилл или нет…. Какая разница?
Я выиграл этот раунд. Моя злобная сторона полировала трофей с самодовольной ухмылкой.
Тогда почему остальная часть меня была такой опустошенной?
– Что это еще за ребята?
Щека Уилла находилась в паре сантиметров от моего лица. Мы лежали бок о бок на моей кровати с одними наушниками на двоих. Это было редкое послеобеденное время, когда я сумел получить дом в свое полное распоряжение. Кончики наших пальцев ползали друг по другу, пока наши руки лежали на моем бедре.
Я ткнул в телефон, чтобы зажегся экран.
– «Летлив»[12]. Классная группа, да?
– Как ни странно, да.
– Как ни странно, потому что ты сноб в музыке?
Уилл улыбнулся и прикоснулся своим виском к моему.
– Заткнись.
Его интонация была теплой и нежной. Так парень разговаривает с тем, кто ему нравится. Я знал эту интонацию. А сейчас впервые услышал ее в голосе Уилла. Часть меня умерла от счастья. Тотчас свернулась в клубок и умерла.
– Наверное, каждый раз, когда я слышу «панк», думаю о «Блинк-182» или «Фол Аут Бой»[13].
– Обе группы очень неплохие. Надеюсь, ты к ним не придираешься.
– Только немного.
– Можем остаться каждый при своем мнении.
– Они немного… примитивней, чем это.
– Есть такое. Они поп-панковский фастфуд.
Уилл засмеялся.
– Мне нравится. Это идеально. Поп-панковский фастфуд.
Как заново рожденный, я начал просматривать свои альбомы.
– Если они тебе нравятся, ты должен послушать этих ребят. Они такое делают с гармониями, что просто ах-х, а барабанщик… боже, я мог бы послушать целый альбом одних его соло. Подожди, я их найду… что?
Уилл смотрел на меня со странной полуулыбкой.
– Ничего. Ты страстно относишься к музыке. Господи, как мило! Мне кажется, ты Баха мог бы убедить, что все, чего ему не хватает, – это тяжелая бас-гитара.
– Наверное, мне просто очень нравится музыка. Поэтому можешь меня засудить.
– Да, а мне очень нравишься ты. Поэтому тоже можешь меня засудить.
После того утра в чулане я больше с Уиллом не говорил. Он в тот же день отправил мне сообщение, но я заставил себя его проигнорировать. Мне трудно сказать: «Давай останемся друзьями». Однако если я резко не обрублю все с Уиллом, то в итоге начну тосковать по нему, безнадежно обреченный, обиженный и с разбитым сердцем. Даже больше, чем сейчас.
Правда, я провел немалую часть недели, прокручивая в голове нашу встречу. В зависимости от настроения я по-разному интерпретировал воспоминания. Иногда я внутренне поздравлял себя, ведь у меня нашлись силы выскочить и хлопнуть дверью. Все, чего мне не хватало, – это какая-нибудь песня «Дестинис Чайлд»[14], играющая как увертюра, и тогда это было бы величайшее «Мне плевать» – после Ретта Батлера в «Унесенных ветром».
А в другие разы я убеждал себя, что у Уилла до сих пор есть чувства ко мне, а я разрушил своей пятисекундной истерикой прекрасное будущее, кульминацией которого стали бы свадьба и три усыновленных ребенка.
