Он вспоминал свою мать.
«Ничто не может сравниться с этим, Гейб. Когда ты находишь правильный камень и понимаешь — он идеально становится на свое место, ты испытываешь несравненные ощущения».
Маленьким он всегда помогал ей с большим удовольствием. И сейчас знакомое чувство вернулось к нему. Он уже забыл, как выглядела его мать до болезни, но сейчас, наблюдая за Никки… Ему казалось — это его мать находится с ними. И Джемма.
Он упоенно работал. Они почти не разговаривали, но, когда Энджи подавала голос, объясняя им, что даже полные идиоты и болваны заметили бы: камень, который был только что поставлен, совершенно не подходит для этого места, они переглядывались с Никки и обменивались понимающими улыбками.
Каждый раз, когда наконец нужный камень занимал свою позицию, из груди Никки вылетал вздох радости, и она спешила обнять Коняшку и сказать ему, каким он был умным псом и как сильно помогал ей.
Коняшка с готовностью вилял хвостом, с гордым видом принимая похвалу.
И пес, и женщина выглядели совершенно счастливыми.
— Я должен попросить у тебя прощения, — сказал он, когда они подъехали к дому.
Никки нервно заерзала на сиденье и посмотрела на него. У ее ног сидел Коняшка, положив огромную голову ей на колени. Она гладила его, но теперь ее рука замерла.
— Я считала, ты уже сделал это.
— Не совсем правильно… Я вел себя как настоящий мерзавец. Моя собака умерла четыре месяца назад. Я понимаю, глупо так переживать из-за собаки, но я решил больше никогда не заводить нового питомца. — Он провел рукой по волосам. — Коняшка — твой первый пес?
— Да, — сказала она холодно. — И надеюсь, он будет со мной всегда. Но то, как ты реагируешь на мое присутствие… Дело ведь не только в Джемме, правильно я понимаю?
— Правильно, — кивнул он. — Ты напоминаешь мне мою мать.
Фраза прозвучала банально, но это было чистой правдой.
— Подобное мечтает услышать любая девушка, — ответила Никки и, к его удивлению, улыбнулась. — Буду считать это комплиментом. После дня, проведенного с Энджи, любое замечание можно считать комплиментом.
— Ты настроена настолько серьезно, что готова терпеть критику Энджи?
— Никогда в жизни я не была настроена так серьезно. Если у меня получится…
— Даже не сомневайся.
— Я очень постараюсь. — Она потянулась к дверной ручке, но Гейб остановил Никки, поймав ее руку и задержав в своей:
— Я еще не закончил свои извинения.
— Ты признал, что вел себя как мерзавец. И ты преподнес мне морепродукты. Это было очень мило с твоей стороны. Еще ты помог мне раскопать ров, который мне бы пришлось завтра рыть самой. Я бы потратила на это занятие целый день, а ты справился за два часа. Твои извинения приняты.
— Могу я приготовить для тебя ужин?
Она замерла. Посмотрела на их переплетенные руки.
— Ты не хочешь, чтобы я заходила в твою часть дома.
— Сам не знаю, почему я так сказал. Я хочу видеть тебя в своей части дома. И сейчас единственное, чего я действительно хочу, — это приготовить для тебя ужин.
— Могу я привести с собой Коняшку?
Женщина и собака в его части дома. В его гостиной. Никки и Коняшка.
Внезапно Гейб снова ощутил незримое присутствие Джеммы.
Длина жизни измеряется тем, сколько хороших собак ты успеешь завести.
Возможно, это касается и любви? Он никогда не любил по-настоящему. И не знал, что это такое. Но очень хотел попробовать.
Он поджарил на раскаленном масле креветки по-тайски — с фасолью и соусом чили, кориандром и лимонным соком — и подал их с рисовой вермишелью.
Они ужинали на веранде и любовались морем. Смотрели на него через дыру в каменной стене. Подглядывали за внешним миром.
— Где ты научился так хорошо готовить? — спросила Никки.
В свое время она посетила немало дорогих ресторанов. И то, что ела сегодня вечером, вполне соответствовало их уровню.
— Я готовлю с тех пор, как моя мама заболела. Для меня это развлечение.
— А на лодке ты готовишь?
— Жизнь слишком коротка для того, чтобы есть плохо приготовленную пищу, — просто заметил Гейб. — Как-нибудь вечером я возьму тебя с собой в море и угощу только что выловленными кальмарами. Ничто в мире не может сравниться с их вкусом.
