— Извини, — сказала она. — Должно быть, я съела что‑то не то. Сейчас выйду. — С этими словами она открыла дверь и вышла из ванной. — Ты что‑то говорил о завещании Рауля?
— Я думаю, нам обоим нужно присесть.
Она наткнулась на мрачный взгляд Люки.
— Я лучше постою.
Люка нахмурился, будто ее спокойный тон удивил его. Но он должен понять, что Джен, так же как и он, научилась дистанцировать себя от чувств и эмоций после смерти Лидии. Она должна была этому научиться, иначе сошла бы с ума.
— Просто скажи мне, что ты знаешь о завещании Рауля.
— Очень мало. Мы с твоим братом о многом разговаривали, но только не об этом. Мы вообще никогда не говорили о деньгах. Только один раз, когда он нуждался в помощи. — Джен слабо улыбнулась, вспомнив тот день, когда Джей Ди сказал ей, что даже одежда, которую носил Рауль, не принадлежит ему. Он не мог позволить себе химчистку и часто пользовался гардеробной Джей Ди.
— У Рауля был трастовый фонд, — напряженно сказал Люка. — Он что‑нибудь говорил тебе об этом?
— Ничего. Он никогда не говорил ни о каком фонде. Я ничего об этом не знаю.
— И не должна, — согласился Люка.
— Так что это значит, Люка? — Ей было просто необходимо присесть. Слабость могла перерасти в новый приступ, и Джен осторожно прислонилась к подлокотнику кресла.
Наступило долгое молчание, затем он спросил:
— Ты думаешь, что беременна?
— Что? — У Джен были подозрения, но она не готова была делиться ими и обсуждать их с Люкой. — Сначала фонд, потом это. Какие еще обвинения спрятаны у тебя в рукаве?
— Я не обвиняю тебя в том, что ты беременна. Я просто задаю вопрос. Я узнаю признаки…
— Это смелое утверждение для мужчины, — прервала его Джен. Вся ее боль выплеснулась разом. — И скольких женщин ты сделал беременными?
— Ни одной, — ответил он, шокированный ее колкостью. — Но ты не ответила на мой вопрос, — мягко напомнил Люка. — Ты думаешь, что беременна?
— Тебя это волнует?
— Конечно, волнует. Боже! Джен! Я не могу поверить, что ты спрашиваешь меня об этом. Разве я похож на человека, которого не волнует мать его ребенка?
— Я не знаю, — честно сказала она, еще не оправившись от шока, пережитого из‑за предполагаемой беременности. — Я не знаю, способен ли ты чувствовать. История вашей семьи говорит об обратном.
— Мой отец не способен любить что‑либо, кроме себя и своих драгоценностей. Но я не собираюсь повторять его ошибки. Прошлое многому научило меня.
— А ты считаешь, что меня не научило! — Пальцы Джен сжались в маленькие злые кулаки. Он заставлял ее противостоять той правде, от которой она всегда держалась в стороне.
— Я считаю, что тебе пришлось взять на себя большую ответственность в раннем возрасте, — сказал он мягко. — Я говорю, что никогда и никого не было рядом, чтобы тебе помочь.
— Мне не нужна ничья помощь, — возмутилась она.
— Я думаю, ты все еще винишь себя за смерть сестры.
— Что? — Кровь резко отхлынула от ее лица.
— Ты не можешь этого отрицать, — настойчиво продолжал Люка. — Когда судья вынес решение в твою пользу, ты считала, что это навсегда. Что вы с Лидией будете жить вместе долго и счастливо.
— Прекрати! — взмолилась она.
Но он не остановился.
— Ты сама рассказывала мне, как ожесточенно боролась за то, чтобы Лидия осталась с тобой, когда погибли ваши родители. Когда сестра тоже погибла, ты должна была чувствовать, что твой мир рухнул.
Джен открыто рыдала на кровати.
— Ты осталась одна с зияющей дырой в сердце, которую никогда и ничем нельзя заполнить.
— Ты ничего не знаешь о моих чувствах! — вскрикнула она, откатываясь подальше, чтобы скрыть захлестнувшие ее эмоции.
— Это был несчастный случай, Джен, — с нажимом произнес Люка. Взяв ее за плечи, он повернул девушку к себе и добавил: — Это была трагическая случайность. Ты не можешь считать себя ответственной за это.
Он остановился, увидев защитный жест Джен. Она не могла больше этого слышать. Через несколько томительных минут он заговорил снова:
— Разве Лидия хотела бы, чтобы ты всю жизнь избегала правды? Ты знала ее лучше всех остальных.
— Да, знала, — яростно ответила Джен. — И я просила бы тебя держать свои предположения при себе.
