— Да ладно тебе, Джен. Рауль о многом разговаривал с тобой. Он должен был упомянуть и об этом.
— Должен был?
Джен все еще хмурилась и все еще была в замешательстве. Она смотрела на Люку как на полного идиота. Она чувствовала, что его нетерпение растет, и не понимала сути вопроса. Но уже отчетливо понимала, что этот вопрос несет угрозу их недавно зародившимся отношениям.
— Перестань, — продолжал давить на нее Люка. — Я не думаю, что веду себя неразумно. Ты уже призналась, что Рауль доверял тебе. Должно быть, он упоминал и об этом.
— Я призналась? — Она посмотрела на него, будто прозревая. — Меня в чем‑то обвиняют?
— Не смеши меня. — Он вскочил с кровати и принялся ходить по комнате. — И не смотри на меня так.
— Как?
— Как будто видишь меня впервые.
— Может, так и есть.
— Джен…
— Что?
Выбравшись из постели, она схватила простыню и обмотала ее вокруг себя как саронг. Так было трудно, почти невозможно ходить, но ей были необходимы эти несколько ярдов белого хлопка, чтобы установить хоть какую‑то преграду между собой и Люкой. Так она могла хоть немного сосредоточиться на растущей внутри ее боли.
— Джен, пожалуйста. — Подойдя к ней, Люка схватил ее за руки.
— Отпусти меня, — что‑то в звуке ее голоса заставило его убрать руки.
Держа их ладонями вверх в знак капитуляции, он снова спросил:
— Что не так?
Она не настолько доверяла себе сейчас, чтобы говорить. Все, что могла она сейчас произнести, будет звучать горько и обидно. Она целый месяц ждала его возвращения, а теперь, когда Люка вернулся, недоверие между ними вспыхнуло с новой силой.
Ее тошнило. Отступив в ванную комнату, Джен заперла дверь изнутри. Голос Люки по другую сторону двери звенел беспокойством.
— Джен! С тобой все в порядке?
Все в порядке? Она была опустошена. Она тонула в непонятных словах Люки. Завещание Рауля? Что это за вопрос? Люка решил, что она что‑то получит по завещанию? Насколько она знала, Рауль был разорен. Он сам сказал ей об этом, и он бы не стал лгать. Зачем? Для нее это вообще не имело никакого значения. Ее совершенно не волновало, есть у Рауля деньги или нет. За исключением того, что Рауль сам страдал от отсутствия денег, а он ей очень нравился…
— Джен!
Крик Люки снова вызвал спазм в ее желудке, она бросилась к раковине, и как раз вовремя…
— Джен! Ответь мне! Или я выломаю дверь!
— Оставь меня в покое.
— Джен, я предупреждаю тебя…
— Заткнись! — Ее крик отражался от стен, и она пнула дверь ногой.
Умывшись холодной водой, она вытерла лицо и с тревогой уставилась на свое отражение в зеркале. Затем схватила с вешалки халат, надежно затянула пояс и крикнула:
— Я выхожу!
Успев надеть джинсы, Люка стоял посреди комнаты как памятник мужскому самолюбию.
— Как ты посмел! — возмущенно воскликнула Джен. — Все это время, когда я думала, что мы становимся ближе, все это время ты беспокоился только о завещании своего брата!
— Прости меня, Джен. — Таким напряженным она его еще не видела. — Я плохо справился с этим.
— У меня просто в голове не укладывается. Ты признался мне в любви, а через десять секунд доказал, что тебя заботят только деньги Рауля. — Она невольно вскрикнула, когда ее взгляд упал на смятую постель. — Это было частью твоего плана?
— Не было никакого плана. Все гораздо сложнее.
— Не сомневаюсь.
— Рауль был очень богатым человеком.
Она недоверчиво рассмеялась.
— Ты делаешь все только хуже! — воскликнула она, уже понимая, как чувства могут измениться в один момент, а доверие может рухнуть еще быстрее.
Люка не отводил от нее глаз.
— Я не могу избежать правды.
— Это должно меня успокоить! — воскликнула Джен. — А между прочим, ты сейчас говоришь от своего имени или от имени своего отца?
— Я представляю семью Тебальди. Я защищаю семью, как я это делал всегда.
— От меня? — Губы Джен онемели. Слова Люки разбивали ее чувства на атомы. Она поверила ему, когда он сказал, что любит. А теперь вот это… — Я не понимаю, к чему ты клонишь, — призналась она. — Может, ты все‑таки объяснишь, в чем дело…
— Так ты действительно ничего не знаешь?
— Даже меньше, — заявила она, начиная злиться. — Я даже не знала, что у Рауля есть завещание. Мы никогда это не обсуждали. Он был молодым человеком и умирать не собирался. И насколько я знаю, у него вообще не было денег. Ты говоришь, он был богат? Почему тогда он занимал у меня деньги? Он был рад даже двадцатке, Люка. Разве похоже, что я дружила с ним по какой‑то другой причине, кроме той, что он — отличный парень?
