— Я дала слово и не нарушу его. Могу только сказать, что ему было нелегко жить в отцовском мире.
— Ну, это я могу понять, — хмуро согласился Люка. — Но почему он решил дистанцироваться от меня?
— Он говорил, что вы отдалились друг от друга, но не знал, как преодолеть это расстояние.
— Понятно, — пробормотал он с горечью. — Однако я уверен, ты знаешь, в чем причина, но решила не сообщать мне о ней.
Джен пожала плечами.
— Так же как и ты отказываешься рассказать мне, в чем дело.
— Я работаю в охранном бизнесе, как ты знаешь.
— И что? — Джен скептически смотрела на него.
— И то. Если я начну вдаваться в подробности, о безопасности можно будет забыть. Могу сказать тебе, что мои оперативники защищают самых известных в мире людей и сопровождают самые ценные предметы.
— Как Императорский бриллиант?
— Точно.
— Ты говорил, твой отец уехал на заслуженный отдых во Флориду. Так кто же собирается захватить его бизнес‑интересы?
— Никто. Все, что от них осталось, было ликвидировано.
— Тобой?
— Тебе достаточно знать, что я никогда не стану заниматься делами своего отца, хотя у меня осталась пожизненная ответственность за людей на этом острове.
— Я ценю твою честность.
— А я хотел бы оценить твою, — многозначительно ответил Люка. — Кого еще я могу спросить о Рауле?
— Я расскажу тебе все, что не нарушит обещания, данного твоему брату.
Джен оказалась в ловушке. Она хотела быть полностью откровенной с Люкой, но Рауль умолял ее никому не рассказывать то, чем он поделился с ней в минуту отчаяния, боялся за отца.
Почему у таких людей, как дон Тебальди, дети занимают одно из последних мест в жизни? Оба его сына заботились о нем больше, чем он когда‑либо заботился о них. Глаза Джен защипало от слез, когда она вспомнила подробности того давнего напряженного разговора.
— Пожалуйста, — тихо попросил Люка.
Джен не могла перестать думать о Лидии, о том времени, когда она сама по крупицам собирала информацию о сестре.
— Ты не должен винить себя, — сдавленно проговорила девушка.
— Скажи мне, а я сам решу.
— Хорошо, я скажу, — сдалась она. — Рауль был геем и думал, что ты этого не поймешь.
Тишина в библиотеке продлилась довольно долго.
— Что? — наконец переспросил он, подняв на Джен изумленные глаза.
— Рауль был геем, — повторила она. — Он считал невозможным для себя вернуться на Сицилию и посмотреть в лицо тебе и отцу.
— Он не мог смотреть мне в лицо? — повторил Люка. — Он был геем? Это что… все?
— Да.
— Это единственное, что мешало ему общаться со мной? Ты уверена?
Обхватив голову ладонями, Люка так сильно сжал руки, будто стремился задавить свою внутреннюю боль. Через некоторое время он поднял глаза и уставился на Джен с непониманием.
— Мой брат не мог сказать мне, что он гей? — и добавил очень спокойно: — Я что, такой монстр?
— Нет, Люка, нет!
— Как, он думал, я отреагирую? Рауль был моим братом! Я любил его безоговорочно. Не говори мне, что это заставило его играть! Нет. Нет…
— Люка, пожалуйста… — Обойдя столик, Джен потянулась к Люке, но он отстранился.
— Моя любовь к нему была абсолютной, непререкаемой. Я просто хотел, чтобы он был счастлив… Что пошло не так? — тихо спросил он.
— Он любил тебя, — уверенно сказала девушка. — Он не мог вынести мысли, что потеряет твою любовь.
— Он никогда не мог потерять мою любовь! — яростно воскликнул Люка.
— А что насчет вашего отца?
Сердитый пренебрежительный звук был ей ответом.
— А островитяне?
Он твердо покачал головой.
— На свете нет более любящих и добрых людей, чем те, кто живет на этом острове.
— Тогда это, должно быть, ваш отец препятствовал его возвращению. Во время наших разговоров он намекал, что осторожно пробовал почву, но нашел ее совершенно негостеприимной.
— У меня состоялся разговор с отцом на похоронах Рауля. — Вспоминая, Люка прищурил глаза. — Но тогда я не знал, что речь идет об этом.
— А сейчас?
— А сейчас я знаю, что я — дурак, который должен был лучше защищать своего брата. Я должен был находиться рядом с ним, когда он так нуждался во мне. Я должен был заслужить его доверие. И я уже никогда не смогу помириться с ним…
Джен осторожно произнесла:
