Все вещи мира - страница 13

Шрифт
Интервал

стр.

в течение семи ночей и восьми дней без перерыва
и можно было бы увидеть людей поверженных
словно рухнувшие сгнившие пальмовые стволы
а на рассвете они стали звать друг друга
о джинны и люди если вы можете проникнуть
за пределы небес и земли то проникните
схватите ее и закуйте а затем бросьте ее в ад
когда горы раскрошатся до мелкого щебня
а затем превратятся в развеянный прах
когда небо расколется когда звезды осыплются
когда моря смешаются или высохнут
когда могилы перевернутся
когда каждая душа узнает что она совершила
и что оставила после себя
когда зарытую живьем спросят
за какой грех ее убили
никакая грамматическая парадигма
не спасет тебя от смерти
но полюбить того кто убил наших любимых
мы никогда не сможем

«Как певицы синего спида в ночных аллеях в темных…»

как певицы синего спида в ночных аллеях в темных
деревьях там где скорбное зло и подруги живы мои
в темной ночи развалин расцветают тела и над ними
скалится свет недовольный солнечным их сочлененьем
и трава сожженная ветром колет липкое тело мое
и вертит хрустящая влага звезды в прибрежном песке
это солнце развалин темное гулкое солнце, предрассветные
сколы уступов и скал — то что вспышкой рассвета над морем
взорвется огнем водометов сквозь темную ночь восстаний
сквозь копошение моллов шуршание площадей
где воронкой в зарю вкручиваются осадки
и дрожит под слоистым нёбом черный язык
где плавит герилья июля тела камней, насекомых
и этот расплав мы пьем на скользящих немых берегах
позовите к себе нас в теплый войлок вечернего моря
в удушающий планетарий политики и любви
где навстречу дождливому лету ослепленные умброй утра
возвращаются влажные травы в город бессмертных москву

«Я был в сараево во время великой войны…»

я был в сараево во время великой войны
среди гудящих вспышек своими глазами
видел финские сосны татарские степи
средиземноморский мокрый песок
видел как солнце садится над тускнеющей
эспланадой
эти фразы меня беспокоят когда я иду
по москве — в тонкой пленке бульваров
проворачиваются фонари, я смотрю на тех
кто рядом идет и меня беспокоит огонь
их фаллических ног, их настоящая жизнь
сцепления их голосов
и то как в этнических чистках пропадают
большие миры и переулки вспухают почвой
после дождя и танки едут по улицам а тебе
хочется спать завернувшись в сирию и ливан
в афганистан и белудж обороняя рвы
отстреливаясь из-под песка
и вместе с дымом соцветий я снова расту
пышным огнем сквозь слюдяную ночь
и дождь как в начале модерна смывает
меня — в осень ислама к скоплению волн
и корней где горы не знают снéга и ли́ца
скрывает туман
я видел мост протянутый над горной рекой
надорванный ветром или прицельным огнем
скользящий к нему автобус и побережье где
они продают кислоту среди скрученных ветром
домов и за плечами их медленно нарастает
громада песка

«Ночью к тебе постучится огромный двадцатый век…»

ночью к тебе постучится огромный двадцатый век
в гирляндах синеющей гари с углями в черных глазах
в одежде защитного цвета дышащей дымом болот
в пыли тверского бульвара обволакивающей ладони
проникающей прямо в сердца
коммунисты националисты в животе у него звенят
а в глазах отсветы патрулей, фалангисткие колоски
алонзанфаны красных бригад, арафат форсирующий
иордан, осаждающий бейрут и дождливым летом
двадцать шестого восходящий вверх тополиный пух
слуцкий на фронте, его брат возглавляющий моссад
им обоим поет лили марлен и они покачиваются в такт
и осколки песен как осколки гроз оседают на крыши москвы —
однажды к тебе постучится огромный двадцатый век
в тихом свечении ночи он спросит на чьей же ты стороне?
ты повторяющий лорку на стадионе в сантьяго пока тело ее
соскальзывает в ландверканал, пока лисы и сойки тиргартена
прижимаются к телу его и над каспийским морем открывается
в небе дверь и оттуда звучит ва-алийюн-валийю-ллах — ты
оттесненный омоном на чистопрудный бульвар по маросейке
бежишь мокрый от страха и от дождя и пирамиды каштанов
разрываются над тобой над туманным франкфуртом
оглушенным воздушной войной и сквозь сирены
и отдаленные крики движется он разрезающий
влажную ночь — твой последний двадцатый век

III

«Вот они сходятся во дворе ночь и под водой голос…»


стр.

Похожие книги