Наконец до Трифоновой дошло, что Ксения Ивановна рассказывала ей истории своей и их молодости вперемешку с ужасами и казусами из жизнеописаний пациентов. Одинокая, бездетная, ютящаяся с родителями в небольшой квартирке, дорвавшаяся до тела молодого хирурга, она, похоже, сама себя убеждала, будто по возрасту и интересам не отличается от Кати. «А по темпераменту еще и сто очков вперед даст», — усмехнулась прозревшая девушка. Она вспомнила, как спросила:
— Вы не пытались жить с мужчиной старше вас? Быть для него всегда девочкой? А то по рассказам выходит, что ваши бойфренды обязательно должны быть моложе.
— С ума сошли, Екатерина? Чем со стариком заниматься в постели? — вскинулась активная любовница. — Я пока еще вызываю желание не только принять «Виагру» в предынфарктном состоянии.
— Естественно. Интимные отношения вообще-то бессрочны. Но речь не о сексе, а о замужестве.
— И с каких пор они противопоставляются?
Тогда Катя растерялась, чувствуя себя пошлячкой. Что и кому доказывает эта женщина под летящее с противным свистом время? Серегин никогда не поведет ее в ЗАГС. Как ни грустно, но вскоре она будет содержать тунеядствующего парня и обманываться тем, что он вот-вот устроится на работу, завяжет с алкоголем и назначит день свадьбы. Потом выгонит первого и заведет второго такого же. За ним последует третий. С годами «мальчики» будут попадаться все старше и безнадежнее. А «девочки» вроде медсестры Трифоновой перестанут ее слушать. Неужели она ни на миг не допускает реальность такого варианта?
Теперь Катя осознала, что больше никогда ни перед кем не будет внутренне робеть. Она предоставляла человечество его нелепой судьбе. И знала, что никому не даст вмешиваться в ее собственную. Это не было разделение на «я» и «они». И слияние в «мы» тоже. Но все, что хоть тенью своей коснулось ее «я», в него и превращалось. Екатерина Трифонова замерла в центре собачьей площадки — невероятное величие и неизбывное одиночество. Психика могла не справиться с этим. Хорошо, что Журавлик в пределах видимости опорожнил кишечник. Всеобъемлющая личность машинально достала совок и пакет и шагнула к кучке. «Все-таки спасительное занятие — уборка дерьма», — подумала она.
С тех пор Катя перестала напряженно искать смысл в россказнях Ксении Ивановны. Зато начала получать удовольствие от ее гладкой речи и остроумных сравнений. С доктором стало так же легко, как с Серегиным. Нет, легче, они вместе болтали, а не работали. Вскоре она столкнулась на улице с медсестрой из поликлиники, жившей в общежитии.
— Ой, Катька, привет! Бог явно хочет, чтобы тебе сообщили, иначе мы разминулись бы.
— Кто сообщил? О чем? — удивилась Трифонова, немного отодвигаясь от посланницы высших сил.
— Раз меня встретила, значит, я, — не угомонилась та. — Парнишка тебя вчера искал. Скромный, невысокий, темненький, русский. Сначала я его видела около нашей регистратуры, но не знала, что нужно, думала больной. А потом он в общагу завалился. Ты ведь не сказала, куда устроилась, где живешь. Но кому-то сорока на хвосте принесла про новую частную клинику. Только мы не в курсе, какую именно. Так ему и сказали. Он разволновался, стал благодарить, даже руки к груди прижал. Шоколадку оставил. Так что жди. Слушай, расскажи хоть, где ты, какая зарплата?
— Извини, я катастрофически опаздываю, — соврала Катя. — Если не успею к сроку, никакой зарплаты больше не будет.
— Э, а время-то… Четыре… Вы там во сколько начинаете? — крикнула ей вслед доброхотка.
Трифонова не обернулась. Ее не волновал упорный следопыт. Судя по описанию, автослесарь, который был до Голубева. На втором свидании в парке он указал на густые кусты и заявил, что ей секс нужнее, чем ему. Потому что, если женщину кто-то захотел, она радуется своей полноценности. И что он связывается только с медичками — они умеют предохраняться. Она молча ринулась по аллее к выходу. «Постоянно одно и то же. Вылезает кто-то ненавистный из прошлого. И сразу ощущение, будто использованная жевательная резинка налипла на подошву, — брезгливо думала Катя. — Не-ет, ребята, я ничего не выплевываю на пол и бдительно смотрю под ноги. Так что отдирать липкую гадость от новеньких туфель мне не придется». Катя имела в виду, что теперь все бывшие обидчики ей до лампочки. И улыбалась качеству своих мыслей. Образно получилось. Почти как у Ксении Ивановны про камень, вынутый из-за пазухи и запущенный в лоб. Ничего, всему можно научиться. Внимательно слушала говорунью, и вот, пожалуйста. Она еще не умела отделять сделанное ей добро от зла, которое мерещилось в учителе. И поскольку доктор на строгий взгляд была исполнена недостатков, благодарить ее не торопилась. А ведь умением бежать от неприятных воспоминаний в размышления о собственных достижениях и перспективах тоже была обязана любовнице Серегина и хозяйке Мики.
