— А мог загрызть? — поежилась исполняющая обязанности хозяйки.
— Ушам не верю. Это вы меня спрашиваете?
Катя не выдержала и рассмеялась. Ксения Ивановна тоже. И сразу засобиралась:
— Мы уже давно здесь торчим. Пора домой. А вы обживайтесь. Надо полагать, теперь нам друг от друга деться некуда. Журавлик будет настаивать на полноценных играх. Обычно тут собак много, носятся как угорелые. До свидания.
— До свидания, — откликнулась Катя, с трудом скрывая облегчение.
Ксения Ивановна взяла таксу на поводок и направилась к выходу. На полпути обернулась:
— Екатерина! А кем вы работаете?
— Операционной сестрой.
— В бригаде с кем?
— С Серегиным.
— И как он вам?
— Талант! Умница! Слов нет, только положительные эмоции.
У Трифоновой почему-то сложилось впечатление, что ответы доктору были известны. Наверняка ведь поинтересовалась в ординаторской, кто так приложил ее. Смысл имело только выяснить, что Катя думает о Серегине. Но какой смысл?
Довольный Журавлик бегал от дерева к дереву и одержимо метил стволы. У Кати явно было время поразмыслить над ситуацией.
Три месяца тому назад она простояла за спиной обожаемого ею хирурга двенадцать часов. Волшебник блестяще провел сложную операцию. Некоторые разрушенные органы пациента необходимо было исключить из жизнедеятельности. Доктор сотворил такие остроумные, прочные и красивые соединения, что казалось, будто удаленных частей никогда не было и вообще не нужны они в этом теле. Больного заранее предупредили: если у него хватит мужества не пасть духом в тяжелые недели после операции и страшные месяцы реабилитации, он годы и годы сможет жить, работать, любить и получать от этого удовольствие. Более того, тогда не возбраняется молиться на себя самого. Немолодой, жестоко пытанный судьбой и бизнесом, волевой мужчина сумел довериться профессионалу и вступить в борьбу. Они вдвоем противостояли смерти. Человек держался отлично. Только пылавшие неведомой здесь требовательностью глаза и вдвое углубившиеся морщины намекали, чего ему это стоило.
Выздоровление шло быстрее, чем ожидали медики. Плоть преподнесла единственную неожиданность. Зато какую… Больной не мог встать и сделать шаг. Кто только его не обследовал! Созывали консилиумы. Изощренно терзали маститых невропатологов. Те клялись — ничто не мешает ему ходить, рефлексы в норме. Психиатры открещивались — не наш случай. Он лежал. А ему необходимо было встать и двигаться как можно быстрее. Не в психологии было дело, а в кровообращении той области, в которую вторгался хирург. Пока приглашенные светила-консультанты ломали головы, врач-физиотерапевт ежедневно занималась больным. Процедуры, обеспеченные электрическим током, сочетались с массажем и лечебной физкультурой. Руки доктора, Ирины Леонидовны, тоже излучали биотоки. Она упорно сражалась полтора месяца и ушла в отпуск по графику. А ее место заняла Ксения Ивановна из того же отделения. Уже на второй день она победоносно распахнула дверь ординаторской и сообщила хирургам: ваш уникум встал. Бродил по палате несколько минут, такое впечатление, что и не лежал в лежку. Я дала ему отдохнуть и еще раз подняла. Еле в кровать загнала потом.
По отделению пронесся маленький крепенький торнадо. Вскоре около чудотворицы столпились все, причастные к операции.
— Как же вам удалось? Какие-то особые приемы? — гомонили медсестры.
— Сама не знаю. Долго с ним за жизнь разговаривала под массаж. Потом отвернулась и небрежно так бросила: «Не проведете. Я-то знаю, что вы на ногах держитесь лучше меня». Он хмыкнул как-то странно. Оглянулась — сидит и ногами этими касается пола, — улыбаясь, рассказывала Ксения Ивановна с видом многозначительным, дескать, так я вам и открыла свои профессиональные тайны. И кокетливо закруглилась: — Мне даже стыдно перед Ириной Леонидовной. Она столько билась, а у меня он за сутки пошел.
— Догадываюсь, что она ему массировала и чем, — тихо сказал за спиной Трифоновой женский голос. — Эта сука мертвого поднимет «особыми приемами».
Другой женский голос хихикнул в ответ.
Катя поклялась себе в частной клинике держать язык за зубами. Не желала больше наживать врагов призывами к справедливости, равенству и братству. Но Ирину Леонидовну защитить было некому, а везучая нахалка беззастенчиво пожинала чужие лавры. И в лучших традициях себя прежней Катя отчетливо выпалила:
