Всё началось, когда он умер - страница 18

Шрифт
Интервал

стр.

Соседки очень быстро разобрались в Катином новом расписании и наловчились сдавать ее койку, пряча на ночь хозяйкино постельное белье. Они осторожно подшучивали и расспрашивали, но скрытная Трифонова объясняла лишь, что вроде бы подцепила на крючок собственной неординарности одного типа. Это они и сами поняли. Что не жмот, тоже. Сгоряча решили: он активист какой-нибудь партии и клюнул на Катькину политическую жилку, чем бы та ни была на самом деле. Единомыслие сближает. Спаривает даже, ведь и партийцы, и нравственно зрелые гражданки — люди, не животные. Но женщинам была нужна история, описание внешности и интерьера, цитаты. Катя же в чащобу подробностей никого вести не собиралась. Изредка угощала вином, конфетами, фруктами, вклинивая праздники в их вечные водочно-колбасные будни. И они как могли премировали ее — разрешили трепаться в надежде, что все равно проболтается о личном. Только Алла Павловна устроила некрасивую сцену, окончательно подорвав веру народа в облагораживающее воздействие научного труда на женскую личность.

— Ужаснулась бы, изменила бы свой образ жизни, пока не погрязла, пока не поздно, — вопила Алла Павловна. — Ты не базарная торговка, а медицинская сестра. Выйди замуж…

Базарные торговки ее впервые выматерили и объяснили, что стоят на торжище плечом к плечу не с занюханными кандидатами, как она, а с докторами наук. Две самые неразвитые и пошлые, с точки зрения Аллы Павловны, девки предъявили красные университетские дипломы, а слова «математическая лингвистика» едва не лишили ее сознания. Она упомянула Бога и была проинформирована о том, что тут все веруют и в церковь ходят чаще, чем по кабакам. У Аллы Павловны серьезно поинтересовались: кто она такая, чтобы поучать их? У нее иномарка, дворец, валютный счет в банке? Ее носит на руках шикарный муж? Любит дочь? Уважает зять?

— Не смей изводить Катьку, — грозно велели в сущности спивающиеся недорогие шлюхи высокоморальной интеллектуалке. — Из нашего дерьма выбираются с двухсотой попытки. И за каждую из наших, кто преуспел, мы рады, слышишь, завистница жалкая? Водочки примем, выровняем в себе все потенциалы и радуемся, будто за себя.

— Я полагала, что она не ваша, — горько призналась Алла Павловна.

— По бабской принадлежности, по одинокому тарану с житухой — наша, — уверили ее.

— Пусть будет как вы говорите, — сказала Алла Павловна. И вдруг дернулась всем телом и заплакала: — По этим критериям и я вам не чужая.

Сразу после проявленной слабости в чужие жестокие глаза бросился ее безобразный самодельный начес, слишком теплая и темная для июльской жары юбка и отросшие, скопившие в углах уличную грязь ногти на толстых волосатых ногах.

— Да тебе до нас еще расти и расти, — сообщили ей.

«Опускаться и опускаться», — хотела поправить их Алла Павловна, но вовремя опомнилась. Все равно скоро возвращаться домой. Общежитское начальство уже «вспомнило», что она «не ведомственная». А денег на новую взятку у нее, в отличие от этих разношерстных сук, не было.

Катя опрометью выскочила из комнаты в самом начале разборки. Ей было так стыдно перед Аллой Павловной и за Аллу Павловну. И ни выбрать, ни примирить в себе это она не могла. Вновь приключилась с ней беда, которую Анна Юльевна Клунина определяла длинно и скучно: «От Трифоновой правды не добьешься». А какой правды? Анны Юльевниной? Аллы Павловниной? Правды вообще для Кати не существовало.

Андрей Валерьянович Голубев тоже с тревогой наблюдал за Катей. Такого прихотливого и причудливого отношения к людям он еще не встречал.

— Андрюш, я полпалки колбасы откромсала, девчонок угощу! — крикнула ему из кухни Катя.

— Пожалуйста. А какой сегодня праздник?

— Никакого. Наоборот, все на мели и голодные. Жалко же. Я тут обжираюсь, а у них штаны и юбки на ходу падают.

Андрей Валерьянович, пребывая в умилении от Катиной сердечности, через несколько дней кинулся к бутылке хорошего сухого вина, неожиданно возникшей в холодильнике и не оказавшейся миражом. Но был свирепо остановлен:

— Не трогай! Это для баб из общаги, чтобы не возникали из-за койки. Приезжей родственнице, видите ли, приткнуться некуда! Только на мое место! Указывать они мне повадились, где, когда и сколько раз ночевать.


стр.

Похожие книги