— Ты будешь жаловаться? — осведомился Крем нев.
— Жаловаться? — Максим усмехнулся. — Я что, похож на обиженного ребенка? Да и кому на нее пожалуешься? Разве только самому президенту.
— Но губернатор может вмешаться, — возразил Кремнев.
— Мог бы — уже вмешался бы, — холодно парировал Лазаренко. — И вообще, нечего тут обсуждать.
В ближайшие полчаса мы узнаем имя следователя, которому передали это дело. Я тебя ему представлю, и ты продолжишь «наблюдать».
На столе у Лазаренко зазвонил телефон. Егор, сидевший ближе к телефону, снял трубку и протянул ее Максиму.
Тот кивнул в благодарность, взял трубку и прижал ее к уху.
— Слушаю вас.
— Здравствуйте, — услышал он в ответ. — Могу я поговорить со следователем Лазаренко?
— Можете. Я вас слушаю.
— Простите, я вас сразу не узнал.
— Бывает. Кто вы?
— Я? Василий Сергеевич Стрельцов, коллега Владомира Николаевича Голышева. Мы с вами встречались сразу после его убийства. Вы меня допрашивали или что-то вроде того.
Лазаренко сдвинул брови и назидательно проговорил:
— Не допрашивал, а беседовал. Что-то случилось?
— Да нет… Не то чтобы случилось, но… Скажите, Максим Иванович, вот вы спрашивали насчет того, не угрожал ли кто-нибудь Голышеву. Ну, там в шутку или вспылив…
— Вы что-то вспомнили? — насторожился Лазаренко.
— Да. Не знаю, почему мне это сразу в голову не пришло. Ведь Владомиру действительно угрожали.
Лазаренко стиснул пальцами трубку и сухо спросил:
— Кто?
— Его младший брат. Павел Голышев.
— Продолжайте. Я слушаю.
— Этот Павел — он художник. По крайней мере, он так считает. Понимаете, они никогда друг с другом не ладили. Но в последнее «время им приходилось часто встречаться. Дело в том, что у Павла отняли квартиру. Не то за карточные долги, не то еще за что-то. В общем, темная история. Ну, Владомир и приютил его у себя на даче.
— Давно это случилось?
— Да почти год назад.
— Ясно. Вы знакомы с этим Павлом?
— Да. Он ведь жил на даче, а мы время от времени собирались у Владомира. Ну, там, знаете, шашлычок пожарить, коньячку попить…
— Значит, они часто ссорились?
— Да, частенько. Особенно после рюмки-другой коньяку.
— Из-за чего происходили ссоры?
— Да из-за всего. Вы знаете, этот Павел совершенно невыносимый субъект. Но дело не в этом. Недели три назад я слышал, как Владомир разговаривал со своим братом по телефону. И тон их беседы мне очень не понравился.
— Можно подробнее?
— Да. Сейчас… Дайте вспомнить… Э-э… Владомир сказал: «Если ты еще хоть раз заикнещься об этом, я вышвырну тебя на улицу». А потом еще, что-то вроде: «Я найду способ заткнуть тебе рот».
— Это все?
— Да.
— Получается, что это сам Владомир Николаевич угрожал своему брату.
— Ну… Получается, что так.
— Хорошо. Мы все проверим. Этот брат, он до сих пор живет на даче у Голышева?
— Да. В домике для гостей.
— Скажите мне адрес.
— Э-э… Значит, так. Село Орлянка. Улица Дачная, дом семь. Но будьте с ним поосторожнее. Это совершенно неуправляемый тип. Я не удивлюсь, если это он убил Владомира. У этого мерзавца нет ни совести, ни тормозов. К тому же — он алкаш, и когда выпьет…
— Спасибо. Я уже достаточно напуган. Если вспомните еще что-нибудь, звоните.
Лазаренко положил трубку на рычаг и угрюмо взглянул на Кремнева.
— Звонил приятель убитого Голышева.
— Что-то случилось?
— Есть кое-какая информация… — Лазаренко пересказал Егору свой разговор со Стрельцовым.
Егор внимательно его выслушал, затем спросил:
— Что думаешь делать?
— Делать? — Максим пожал плечами. — Да ничего. А что я могу сделать? Меня, как ты помнишь, отстранили.
— Тебя — да, — кивнул Егор. — А меня — нет. Я по-прежнему в деле.
Лазаренко усмехнулся.
— Я, конечно, не вправе тебе что-либо рекомендовать, — сказал он, — но если тебе интересно, можешь съездить в Орлянку и побеседовать с братцем Голышевым.
— По-твоему, это входит в компетенцию наблюдателя? — иронично поинтересовался Егор.
— По-моему, да, — кивнул Лазаренко. — Ты будешь беседовать с Голышевым и одновременно наблюдать за его реакцией. В конце концов, именно за этим ты к нам и приехал.
Егор насмешливо прищурил глаза:
— Вот за что ты мне нравишься, Максим, так это за умение формулировать!
