Но тут нагрянула другая квартирная беда. Зачастив на блошиный рынок, Виктор Платонович решил собирать номера журнала «Иллюстрасьон» времён Первой мировой войны. Они складывались вначале в углу кабинета, потом В.П., захлебываясь от нашествия и наплыва бумаг, устроил им склад в кладовке, где уже громоздились бессчётные пластинки, календари, папки с вырезками и книги, приготовленные для подарков москвичам. Десятки разнообразнейших печатных изданий лежали и грустили, забытые всеми, как старики в богадельне, поддерживая у своего хозяина лестное чувство обладателя культурных богатств. И напоминая ему киевскую квартиру, забитую книгами, старыми советскими журналами и кипами «Пари матч»…
Интервьюер из этого популярнейшего иллюстрированного журнала, выпив чая, очень заинтересовался некрасовским довоенным рисунком в черных тонах – стилизованный, стройный эфеб в пальто с поднятым воротником, очень похожий лицом на студента Вику Некрасова, подкрадывался к старухе-ростовщице. Дотошно выспрашивал у писателя о его психологических струнках. В.П. как мог растолковал, что лицо старушечьего убийцы он рисовал со своего, потому что играл когда-то в любительском театре Раскольникова. Но сам, пошутил он, убивать старух пока не собирается. Журналист выслушал и написал о Некрасове большую статью в «Пари матч», жутковато озаглавленную «Раскольников – это я!». Рассказав, между прочим, что известный русский писатель успешно подавляет в себе импульсы к убийству старых женщин.
Кроме корреспондентов и киношников на улице Лабрюйер побывало в те годы множество достойных и замечательных людей.
Приходили на чай Галя Евтушенко и Саша Межиров, выпущенные властью на недельку во Францию.
Нанёс ответный визит Андрей Седых, забрал у Некрасова подчистую все статьи, чтоб напечатать в «Новом русском слове». Был словоохотлив и с удовольствием пил бордоские вина.
Главный редактор журнала «Время и мы» Виктор Перельман вначале помалкивал, хотя и слыл известным остроумцем. Надписал книгу «в знак глубокой дружбы». Освоившись, засыпал историями о «Литературке», где он работал.
– Хороший парень! – сказал потом Некрасов. – Не болтун и не зануда.
В 1981 году Перельман напечатает в своем журнале некрасовскую «Из дальних странствий возвратясь», к которой Максимов отнесётся вяло и будет тянуть с публикацией в «Континенте».
Кстати, Виктор Перельман предварил эти заметки маленькой вставкой «Виктору Некрасову – 70 лет». И парой слов от себя: «…но вот я сейчас подумал: “А ведь он и впрямь один из самых удивительных людей, которых я встречал. Пройдя через окопы Сталинграда, осыпанный почестями, он, в конце концов, всё отдал за то, чтобы остаться честным, остаться самим собой”…»
Журнальные странички «Из дальних странствий возвратясь» были тогда переплетены, получилась милая штучка, как бы альбомчик. Вика вклеил вырезки, открытки, рисуночки, фотографии – вперемежку.
Из континентского «Взгляда и нечто» он тоже соорудил некий альбом. С удачными испанскими фотографиями с комментариями. Вклеил и шарж на Гену Шпаликова, и фотографии друзей, и Буковского, Шукшина, Сахарова.
Тогда же был смастерён и альбомчик «По обе стороны стены», с текстом из «Континента». И тоже – фотографии, вырезки, шаржи… Получалась как бы трилогия. В редчайшие веки раз наткнувшись на эти поделки, я вспоминаю Вику и улыбаюсь…
Так вот, снова 1976 год.
Первая встреча с Анатолием Гладилиным. Чаепитие, фотографии, расспросы о Москве. Кто тогда подумал бы, сколько потом добра сделает Толя для Виктора Платоновича!..
Неожиданно приехал и робко общался с В.П. его хороший киевский друг-приятель, скульптор Валентин Селибер. Кстати, именно он – автор мемориальной доски на доме Некрасова в киевском Пассаже, на ней Вика увековечен с сигаретой, которую держит своим фирменным особым перстосложением – указательным и большим пальцами правой руки, образовывающими кольцо. Я их возил и на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, и по Парижу катал, и заглянули в деловой квартал Парижа Дефанс – любоваться «хмарочесами» – поэтическим украинским синонимом невзрачного словечка «небоскрёб». Валя в Париже говорил исключительно на нейтральные темы, об архитектуре и живописи. Некрасов втихаря удивлялся такой осторожности…
