Джон вопросительно взглянул на Розамунду, как будто был не уверен, что она правильно поняла его.
Да, причины у тебя были, — убежденно ответила Розамунда.
Благодарю, ты очень добра ко мне, — тихо проговорил Джон. — Ну и естественно, я потерял веру в себя. Я всегда подозревал, что люди, которые окружали меня и назывались верными друзьями, на самом деле пытались набить свои карманы за мой счет. Но с этими все понятно, о них даже и говорить не стоит. А вот мои, можно сказать, самые близкие люди нанесли мне смертельную рану. Я думал, что их симпатия ко мне искренняя и глубокая. Я бы голову дал на отсечение, что это преданные мне люди! Господи, я был абсолютно раздавлен! Уничтожен! Потом я задал себе вопрос: а что я сделал, чтобы заслужить любовь и преданность? Ответ был однозначный: ничего! Безбедно жил в праздности на деньги, заработанные отцом. Я палец о палец не ударил, чтобы чего-нибудь добиться, лишь время от времени пописывал всякую литературную белиберду. И вот я решил уехать куда глаза глядят, жить на деньги, оставленные мне матерью, и всерьез заняться сочинением пьесы. Мне захотелось узнать, чего я в действительности стою. Я нашел себе пристанище: «Семь звезд». Все складывалось удачно, пока не объявилась ты…
Розамунда, сидевшая до этой секунды словно каменная, сделала знак рукой.
Джон, пожалуйста, может не стоит все снова ворошить? Нам это уже не поможет. Твой рассказ кое-что прояснил, но я уже кое о чем догадывалась, а потом эта журнальная заметка… Именно поэтому я… — Розамунда оборвала себя на полуслове.
Ты ничего мне не сказала о своем открытии?
Да. Знаешь, в глубине души я всегда понимала, что ты не влюблен в меня. Тебе нравилось, что я полюбила тебя, а не твои деньги.
Ты права, — ответил он и подошел к окну. — Ничем нельзя оправдать мое поведение. Нет, ты не думай, что не нравишься мне — ты очаровательна. Но главное, что привлекло меня в тебе, — твоя бескорыстная любовь. Мне так льстило твое внимание. Я вдруг почувствовал, что тоже чего-то стою!
О, Джон, не надо! — взмолилась Розамунда, уловив неизбывную горечь в его голосе.
Почему? Мне больше ничего не надо скрывать, ни имени, ни своих намерений, чтобы добиться желаемого. Кроме того, ты имеешь право знать правду и осуждать меня за предвзятое отношение к тебе, за мою слепоту и подозрительность.
Но я не осуждаю тебя! — стала протестовать Розамунда. — И никогда этого не делала. В свою защиту я не могла предоставить никаких доказательств, кроме честного слова…
Я должен был удовлетвориться этим, поверить тебе! — настаивал Джон. — А я не смог проникнуть в твою душу, понять, какая ты есть на самом деле. А потом Линдакрез… И я вдруг увидел тебя совсем в ином свете. Передо мной, как бы чередовались два образа: милая, доверчивая, любящая девушка, на которой я женился и которую чуть позже счел корыстной, расчетливой особой, и верный помощник, отличный организатор, к которому все обращались за помощью. Да, это правда! — воскликнул он, увидев, как Розамунда в знак протеста подняла руку. — Миссис Брикуэлл, кухарка, мисс Флэтчер — они все искали в тебе поддержку и утешение. То же самое можно сказать и о докторе Милварде, Феррисе и Уиксе. Даже сэр Джордж… Ты, наверно, не подозревала в тот вечер, когда он ужинал у нас, что у меня рассудок помутился от ревности.
Господи, почему? Мне его комплименты были так же неприятны, как и тебе.
Я был не в состоянии осознать это, — криво усмехнулся Джон. — Я все думал, каким же я был слепым глупцом, раз сразу не догадался, что мои деньги тут совершенно ни при чем. Столько времени потребовалось, чтобы докопаться до истины… Ты была рядом, самая преданная, искренняя и очень желанная… И я вдруг понял, что безумно люблю тебя, именно тебя, а не какое-то выдуманное, эфемерное существо, призванное утешить мое самолюбие.
О нет! Нет! — воскликнула Розамунда и, словно защищаясь от удара, судорожно прижала руки к груди.
Это правда, чистая правда, — упрямо повторил Джон. — Только не знаю, как доказать тебе это. Как вор, я пытался силой урвать то, что мог получить от тебя в дар. Ты ведь не сможешь простить или забыть это?
