— Может, и скучала.
— Тетя Ди отпустила меня с ночной смены. Пойдем погуляем?
И они пошли гулять. Пошли в кино. Он купил ей воздушной кукурузы. Вернулись, когда небо над уличными фонарями стало желтым и плюшевым, как тигриная шкура.
— Хочешь, пойдем ко мне? — спросила она.
— Да, пожалуйста, пойдем.
Но они не спешили войти. Стояли на ступеньках и улыбались друг другу. Сверху послышалось воркование, шелест крыльев. Джун подняла голову и увидела стайку голубей на подоконнике. Две нежные белые руки, тяжелые от множества колец, лежали меж них, как горлицы среди сизарей. Хэмфри вскрикнул и согнулся, прикрывая руками голову.
Джун потащила его к двери и поспешно сунула ключ в замок.
— Это просто дама из Пятого номера, — объяснила она. — Немного странная — обожает птиц. Крошит им хлеб на подоконник. Называет своими детками, — Джун положила руки ему на плечи, погладила по спине. Свитер был приятный на ощупь, мягкий и теплый, как живой.
— Уже прошло. Занятия помогают, — Хэмфри глубоко вздохнул, и плечи у нее под ладонями затряслись от смеха. — Я думаю, ты помогаешь.
Они поцеловались и пошли наверх, в комнату Джун. Из-за двери Пятого номера доносился голос странной постоялицы, протяжные ласковые слова и воркование голубей в ответ.
15. Роуз Этернель о материнстве
У меня не было матери. Помню свое рождение, соль древнего божества на губах, помню, как вода поддерживала меня, когда я делала первые шаги. Минни тоже обошлась только одним родителем. Брать пример было не с кого, но мы старались всё делать для Хэмфри как можно лучше. Приятно — такого молодца вырастили.
Прюн по полгода сидит в своем Благвеллхаусе, мы отправляем к ней Хэмфри каждую осень. Не лучшее место для подвижного мальчика. Он старается вести себя хорошо, но в конце концов всегда начинает действовать на нервы ее пациентам — болтает с алкоголиками о выпивке, таскает у толстяков припрятанные сладости. По сути, он приносит в эту стерильную колбу хаос жизни, чем доводит бедную анемичную Прюн до белого каления.
Нашу Ди никогда не интересовали мужчины, но Хэмфри она обожает, хоть и по-своему.
Мы с Минни ему очень много читали. Ди открыла точь-в-точь такую пекарню, как в его любимой детской книжке, зачитанной до дыр. Про мальчика на ночной кухне, про самолет… неудивительно, что он рвется летать. Все мальчишки об этом мечтают. Конечно, мы присматриваем за ним, пытаемся оградить от неприятностей и от Геры, но нельзя же оградить человека от неба. Если с Хэмфри что-то случится, то не из-за нас — мы везде стелем соломку, где только можем.
И его самого стараемся приучить к осторожности. Минни связала ему чудесный голубой свитер, в котором не страшны ни птицы, ни богини. Мы сделали все, что было в наших силах.
16. Преподобный на коньках
Утром шел дождь. Хэмфри помог Джун с уборкой. Лили ничего не сказала, увидев незнакомого парня, только кивнула и протянула ему швабру. Уолтер улыбнулся:
— Значит, вот по кому она сохла, — и засмеялся в ответ на гримасу Джун. Они вымыли первые четыре номера на втором этаже, и когда Джун вышла из ванной с мусорной корзиной в руках, Хэмфри уже взялся за ручку двери Пятого номера. Тусклый серый свет из окна в конце коридора падал на его вытянутую шею, на бледное застывшее лицо.
— Стой! — прошипела Джун. Хэмфри обернулся. — Она просила не заходить к ней в комнату! Она всё делает сама.
— Мне показалось, там кто-то есть. Кто-то разговаривает.
Джун замотала головой.
— Никого там нет. Она каждый день ходит в Шарлотт-сквер, сидит там и кормит голубей.
— Так ведь сегодня дождь.
— Пошли, — потянула его за руку Джун. — Давай сходим куда-нибудь.
Они пошли в Национальную портретную галерею на Ройял Майл. Внутри был сплошной мрамор, золото, бархат, короли и королевы смотрели на Хэмфри и Джун из узорных рам, как скучающие горожане из окон. Жестокие, приветливые, невозмутимые лица были до того выразительны, что Джун стало как-то неловко смотреть на них. Она чувствовала себя воровкой, которая пробралась в заброшенный дом и внезапно застала хозяев — болтают, пьют, смеются, танцуют как ни в чем не бывало.
