- Ты меня удивляешь.
- Тут ещё есть и второе дно, старичок. Она говорит нашему Рэнди что, в качестве её ручного и лишённого всякой самостоятельности бизнес-менеджера, ему не следовало допускать, чтобы её текущие расходы дошли до такого уровня. Бедный дурачок. Он просит, умоляет, а она не обращает на него внимания, потом делает поворот на сто восемьдесят градусов и обвиняет его, потому что она его не слушала. Она его до того затюкала, что если подойти к нему со спины и щёлкнуть пальцами, он из ботинок выскочит. Это будет весёлый-превесёлый уик-энд. Держи ухо востро.
Я попытался следовать его совету. Инструктаж Стива прояснил причину напряжения. Я мог наблюдать за фокальными точками. Джуди держалась слишком уж безразлично. Уоллас Дорн стал большим британцем, чем сам Черчилль. Рэнди Хесс дрожал как осиновый лист. Ноэль вела себя так, как будто мечтала оказаться в каком-нибудь другом месте. Стив стал ко всем цепляться. По мере того как моя Мэйвис напивалась, её подражание Уилме начинало граничить с пародией. И казалось, что почти слышно урчание Уилмы. Я всё ждал, что она усядется на пол и примется вылизывать своё плечо языком. Мы в большом количестве поедали обильно приправленную специями мексиканскую еду, приготовленную каменнолицей Розалитой, подаваемую Хосе, её братом, и красоткой Ампаро. Это было что-то вроде буфета, где каждый из нас наполнял свою тарелку в первый раз, а Ампаро сновала с горячими кастрюльками, накладывая добавку. Я видел, что Гилман Хайес сел на пол в затенённом углу, видел крайне примитивные ласки, которыми он одарял Ампаро, когда та наклонялась, чтобы его обслужить. Её единственной реакцией было то, что она чуть излишне поводила бедром, когда от него отстранялась. Флегматичное лицо метиски не меняло своего выражения. Позднее я увидел, как Хосе наблюдал за Гилманом Хайесом со столь же бесстрастным выражением лица. Вряд ли мне хотелось бы, чтобы на меня смотрели вот так же.
После обеда была плавная хорошая музыка в большом коктейльном зале, а весь мир снаружи искрился от света прожекторов. Стив и Уилма затеяли свою обычную, сопровождавшуюся взаимными ядовитыми нападками игру в кункен. Джуди Джона, Уоллас Дорн, и я втроём играли слова по пять центов за очко. Ноэль Хесс, сославшись на головную боль, ушла спать. Рэнди суетился вокруг нас, следил за музыкой, возился с прожекторами, переставлял пепельницы, наливал напитки, следил за ходом обеих игр, приставая с советами к играющим. Постоянно ставил латиноамериканскую музыку, по просьбе Гилмана Хайеса. Доску для игры в слова заливал яркий свет лампы с матовым абажуром.
Я не мог по-настоящему сосредоточиться, потому что невольно следил за Мэйвис, танцевавшей с Хайесом. У меня не было никакой причины для недовольства, никакой уважительной причины. Но музыка была негромкой, медленной, и таящий в себе некий подтекст, к тому же они слишком уж подолгу танцевали не сходя с места. Меня бросало то в жар то в холод. Я не мог повернуться и посмотреть на них. Я видел их краем глаза. Фрагментарно. Медленный поворот, его коричневая рука на её мягкой талии. Эпизодически их отражение в стакане. Музыка сплошь состояла из ритмичного тиканья, прищёлкивания и буханья, с надрывными звуками трубы. В другом углу Уилма проговорила: "Чёрт подери, Уинсан, одну карту за раз," а Уоллас Дорн негромко крякал от удовольствия, а потом щёлкал деревяшками по доске.
Я вдруг осознал, что Хайес и моя жена куда-то подевались. Я быстро повернулся и оглядел пустую комнату. Наверное, я начал привставать. Но Джуди, быстрым упреждающим движением прижала мою руку. Я посмотрел на неё. Уоллас Дорн изучал своё положение, жуя кончик уса. Джуди сделала лёгкое движение головой. Я посмотрел в том направлении, сквозь стекло, и увидел, что они теперь танцуют на большой террасе, при свете прожекторов. Выглядели они как-то театрально, как будто находились среди тех исполинских декораций, которые голливудские гении создают для Астера. Ещё немного - и серебряная лестница разматываясь, спустится со звёзд, и по ней сойдут хористы с острыми плечами и четверть тонны голых бедёр.
