По дороге я снова задумался о том, что рассказал мне этим утром в машине Джо. Судя по всему, он говорил правду.
Ну и отмочил же он штучку! Думая о Джо и винной лавке, я даже перестал чувствовать свой бунтующий желудок.
Пока мы ехали, я чуть было не пересказал эту историю Эду, но вовремя передумал. По-моему, не очень-то умно было со стороны Джо даже мне говорить об этом, бог знает, почему я его не выдал. А если проболтаюсь Эду, он может еще кому-нибудь передать - тоже полушутя, а там и до начальства дойдет.
Но я понимал, почему Джо не смог не рассказать свою историю хотя бы одному человеку, и был несколько польщен тем, что он выбрал именно меня. Я хочу сказать, что мы долгие годы были добрыми приятелями, жили по соседству, работали в одном участке, но когда человек доверяет тебе секрет, разглашение которого может упрятать его лет на двадцать в тюрьму, ты знаешь, что у тебя есть настоящий друг.
И какой! Додуматься войти в винную лавку в форме, вынуть пистолет и просто-напросто забрать все, что накопилось в кассе! И ему это сошло, - кому придет в голову, что грабитель в форме полицейского действительно полицейский?
Пока я размышлял о "большом ограблении винной лавки", Эд дорулил до западной части Центрального парка и повернул на юг, по нужному нам адресу. Он не включал сирену: там, куда мы ехали, преступление уже совершено, преступники скрылись, и можно было не спешить. Хозяева сообщили о грабеже по требованию страховой компании, а мы наносили им визит потому, что они богаты.
Я люблю западную часть Центрального парка. С одной ее стороны расположен зеленый и шумящий парк, а с другой стоят жилые дома, полные богачей, купающихся в деньгах.
Мы поставили машину перед нужным нам домом. У дома был козырек и привратник - и то и другое мне понравилось. Поднимаясь в лифте, я сказал Эду:
- Опрос будешь вести ты, о'кей?
Я уже говорил Эду, что на меня действует погода, так что он, не задумываясь, ответил:
- Конечно.
Квартира, в которую мы направлялись, находилась на верхнем этаже. Впустила нас хозяйка, открыв дверь так, словно привыкла к подобным действиям. Ей было около сорока пяти, и она, это сразу бросалось в глаза, стремилась казаться более молодой с помощью всевозможных таблеток, диеты и упражнений. Она производила впечатление весьма состоятельной особы, но старой, как и ее квартира.
Женщина провела нас в гостиную, но не предложила сесть. Комната была очень красивой, вся в золотых и коричневых тонах, с высокими окнами в парк.
Эд говорил за нас обоих, а я бродил по комнате, представляя себе, как хорошо тут жить. Повсюду были безделушки и всякая всячина из мрамора, оникса и различных пород дерева...
Эд и женщина разговаривали возле окна, при этом их голоса, смутные и неразборчивые, казалось, были приглушены солнечным светом. Время от времени я прислушивался, но не мог разбудить в себе интерес. Меня интересовала комната, а не двое черномазых, которые побывали здесь.
В какой-то момент я услышал, как Эд спросил:
- Значит, они вошли через служебный вход?
- Да, - ответила хозяйка. Голос у нее был хрипловатый. - Они ударили мою служанку. Разбили ей рот, я отправила ее вниз, к своему доктору, но могу вызвать обратно, если вам нужно заявление.
- Возможно, позже, - кивнул Эд.
- Не понимаю, почему они ее ударили, - сказала женщина. - В конце концов, она ведь тоже черная.
- Затем они вошли сюда, правильно? - спросил Эд.
- Нет, они вообще сюда не входили, слава богу. Тут у меня несколько очень ценных вещей. Они прошли из кухни в спальню.
- А где были вы?
На стеклянном кофейном столике стояла лакированная деревянная коробочка, орнаментированная в восточном стиле. Я взял ее и открыл - в ней лежало с полдюжины сигарет. "Вирджиния-слимз". Дерево внутри коробки было теплого золотистого цвета, как импортное пиво.
- Я была в своем кабинете, - говорила тем временем женщина. - Он сообщается со спальней. Услышала, как они рыщут по комнате, и пошла к двери. А как только увидела их, то, конечно, сразу поняла, что они делают.
- Можете ли вы описать их?
- Честно говоря...
