…это, повторюсь, наблюдения всего лишь нескольких ополченцев, и я осмысленно не привожу ещё множество подобных свидетельств, потому что так или иначе они все воспроизводят друг друга.
В итоге и здесь должен поставить точку суд, который однажды объяснит жителям Украины, кто и с какой целью поставлял в те или иные подразделения наркотические средства.
Передо мной вовсе не стоит цель показать действия украинских силовиков в дурном цвете: вот-де, мародёры и наркоманы, которых кидают свои же командиры. Конечно же, и наркоманы там не составляют большинства, и мародёрством занимаются далеко не все. Хотя что есть — то есть.
— …а украинская армия? Можно вспомнить какие-то вещи, связанные с тем, что их бойцы отлично воюют? — не раз допытывался я в своих разговорах с теми, кто мог на эти вопросы ответить.
Моторола, заслышав такую тему, сразу отмахнулся: сказал, что отдельные случаи вспоминать не хочет, но по итогам видно — воевать они любят, не вступая в прямой контакт; лучше отбомбиться сорок раз по разу, и потом ещё раз сорок раз, — а едва начинается беда — Иловайск, донецкий аэропорт, Дебальцево, — сразу просят мира.
— Они ж ни одного города с боем не взяли за всё это время, — в своей словно ругающейся манере говорил Моторола, время от времени матерясь: примерно каждые три слова. — Они же входили только в оставленные города! О чём может речь идти?
При случае я тот же вопрос задал Женьке Поддубному, который почти год отработал на Донбассе и чего только не видел.
— Была одна история, — чуть подумав, поведал Женя. — Когда долбили Семёновку — там хохляцкие танкисты были не очень. Накидывали, конечно — но так себе накидывали. И тут появился танкист с позывным Ровно. Изначально у него был позывной Львов — слышали, как они между собой переговаривались, — но наши пацаны звали его Ровно, потому что клал он очень ровно. Он с Красно-Лиманского моста заезжал и долбил — просто идеально. И, несмотря на весь ужас происходящего, все к нему относились с уважением. Вот, говорили, нормальный танкист появился.
Захарченко поначалу говорить об этом вообще не хотел, но потом всё же рассказал.
— Ты знаешь, вот крайний раз у меня случай был, когда мы брали Дмитриевку. Дубровка и рядом стоит высота. Пока штурмовали, с этой высоты бил по нам один такой с позывным Араб — артиллерист от бога. Так клал: ну, красавец.
— А откуда ты позывной его знаешь?
— Ну дык, мы даже с ним базарили по рации. Я матюкался, он матюкался.
На высоте той ещё со времён Отечественной войны остались позиции, бункера, вся херня: немцы заготовили. И они там установили пушки, и по нам долбили просто чудовищно. Короче, нашего Кота — это позывной — такая жизнь достала. Он говорит, всё, Батя, я сейчас беру ребят, и мы за ночь всю их команду вырежем. Кот реально заходит в тыл, у дороги ложится в лёжку, ждёт КамАЗ с боеприпасами. КамАЗ этот они хлопают, вырезают сопровождение и водилу, залезают в машину и прямо в ней заезжают на батарею. Высыпались, перестреляли расчёты, взорвали пушки. Там стояло украинское охранение, десантура — они начали уходить, но уходить по-глупому: не знали, куда им соваться. Мы Дубровку уже взяли тогда, а они пошли на КПП Мариновка, прямо к нашим погранцам. И когда украинскую десантуру закрыли в лесопосадке, они по рации вызвали огонь на себя. В итоге и украинскую десантуру, и наших перебили: всех вместе… Вот это было.
— …история… — сказал я.
— Это было первый и единственный раз, — сказал Захарченко. Но тут же передумал: — Был ещё случай: один у них упёрся с пулемётом, все уже позиции оставили, а пулемётчик последним сидел. Его никак взять не могли, а в оконцовке он подорвал себя и тех двоих, которые к нему заскочили. Гранату дёрнул. Такое тоже было.
…вечером того же дня мы сидели в кафе «Легенда» с одним моим добрым знакомым из ополченцев, и чтоб тему закрыть, я и его спросил о том же самом.
— Ты можешь сказать что-нибудь хорошее про бойцовские качества украинских «силовиков»?
— В добровольческом батальоне «Донбасс» я видел реально хороших пацанов, — ответил он готовно. — Как красиво они выходили из-за угла! У них, правда, мне показалось, польский акцент был.
